Михаил Владимирович Шик был человеком высокообразованным (два отделения Московского университета – истории и философии), происходил из состоятельной еврейской семьи (отец его, купец первой гильдии, был почётным гражданином Москвы), а женат был на особе княжеского рода, правнучке декабриста Шаховского. Христианство привлекало его с молодости, и в восемнадцатом году, уже тридцатилетним, он принял крещение. После десяти лет церковной службы он был рукоположен в священники. Ещё не прошло время, когда советская власть активно уничтожала это духовное сословие (при оживлённом участии народа-богоносца), и семья отца Михаила, опасаясь попасть под этот каток, переехала в Малоярославец. А семья сложилась у него – любовь и преданность друг другу (изданы сейчас два тома переписки мужа и жены). И пять детей у них родились. А отец Михаил открыл катакомбную церковь, в те годы это было смертельно опасно. Сперва служба шла в маленькой комнате их дома, но число прихожан росло, и для церкви соорудили небольшую пристройку, тесно примыкающую к дому. Когда в тридцать седьмом году пришёл чей-то донос, что к ним ходит подозрительное множество людей, чекисты учинили обыск. Но прошло бы всё благополучно, обыск был поверхностный и скорый, только им потребовался паспорт. А паспорт лежал в пристройке, куда никто не заглядывал. Отец Михаил пошёл за документом, следом потянулся за ним чекист, и обнаружилась подпольная церковь. Священника Шика расстреляли на известном ныне Бутовском полигоне. Сейчас на доме его висит памятная доска, и лучшее для мемориального музея место сыскать трудно.
В семью Шиков-Шаховских очень часто приходила жившая неподалёку приятельница их – Анна Васильевна Тимирёва. Просто целые дни проводила она в доме, дышавшем теплом и дружбой. Обожала она всех детей в этой семье, много играла с ними, помогала Наталье Дмитриевне по хозяйству. А позади у неё было много лет этапов, тюрем, лагерей и ссылок (дальше ещё кошмарно много прибавилось, я сейчас говорю о тридцать седьмом годе). Поэтесса и художница Тимирёва (так о ней написано в Интернете) последние два года жизни адмирала Колчака была его любимой и горячо любящей женой. Когда его арестовали, она потребовала, чтобы забрали и её – хотела облегчить его последние дни, будущее адмирала было ясно им обоим. Когда его без суда и следствия расстреляли (кстати – по распоряжению Ленина), она ещё оставалась в тюрьме. И всю свою искалеченную ГУЛАГом жизнь она продолжала его любить и помнить. А единственный сын её (от первого брака) был расстрелян в том же году, что священник Шик, на том же Бутовском полигоне – якобы за шпионаж в пользу Германии.