В гуле голосов к концу дня не было ни ропота возмущения, ни недовольства, а лишь терпеливая покорность ожидания. Если в первые часы Танцырев, не выдерживая вокзальной обстановки, выбегал покурить под козырек подъезда, чтобы ощутить на лице тепло влажного воздуха, нетерпеливо поглядывал на небо, а потом спешил к справочному бюро, жадно прислушивался к тому, что толковали многочисленные знатоки погоды из пассажиров, то к вечеру он устал от этого и, найдя себе место возле закрытого ларька с сувенирами, расстелил, по примеру других, на полу газету, на нее плащ, лег и закурил сигарету, тайно пряча ее в кулак, как это делали другие. Табачный дым вился над рядами кресел, выдавая маленькие человеческие хитрости, в плотном воздухе он собирался в голубоватые бесформенные хлопья, они медленно поднимались к высокому потолку, меняя на пути своем объемные очертания, и, наблюдая их движение, Танцырев почувствовал облегчающее безразличие. «А, что будет, то будет…» — тут же усмехнулся, понимая, что мысль эта означала конец его бесплодной суете, и, докурив сигарету, задремал.
Проснулся, когда под потолком зажглись большие молочные плафоны, увидел перед собой покрытые грязью сапоги, где-то за ними на рюкзаке покоилось бородатое лицо с очень ясными голубыми глазами, один из них подмигнул Танцыреву.
— Что, коллега, до утра наверняка загораем?
— Почему коллега? — спросил Танцырев, разминая затекшее от лежания плечо и оглядывая бородатого, облаченного в морской китель.
— Судовой эскулап, — представился тот и не поднимаясь кинул Танцыреву журнал: — Ваше хозяйство.
Это был последний номер «Вестника хирургии», — наверное, Танцырев обронил его возле себя, когда задремал.
— Я эту погодку знаю. Тайфун дело не шуточное, даже на суше. Такая дрянь в небе может провисеть дня три, а то четыре. Бывает, и больше недели держит. Воздушная пробка. Советую податься в город и искать пристанища.
— А сами что же вы?
— У меня тут свои интересы есть, — ответил бородатый и подмигнул ясным голубым глазом.
Танцырев поверил ему. «Конечно же глупо, — подумал он, — торчать тут ночь на полу. Да, наверное же, есть и при аэропорте гостиница». Эта простая мысль взбодрила его.
— Спасибо за идею, — сказал он, поднимаясь.
— Не стоит, — насмешливо ответил бородатый.
Танцырев тоже усмехнулся, подумав, что он действительно нелепо выглядел возле этой будки с сувенирами, на полу, в новеньком сером костюме, при белой рубашке с пятнистым галстуком-бабочкой, и ему стало весело.
Надев плащ, он вышел под дождь, на привокзальную площадь.