«С параллельного говорит», — отметил про себя Жарников и сказал, стараясь быть спокойным:
— Почему кричишь так, Зыкин? Ты хороший человек, сам инженер, мы тебя выдвигали, а ты теперь кричишь.
— Не выдвигали, а выбрали, — сказал, как припечатал, Зыкин. — И это еще не значит, что тебе поблажка будет. В ответственный момент с завода сбежал — и куда? К…
— Ну, договаривай.
— Что там договаривать, тут каждый знает.
«Как это все узнается», — усмехнулся про себя Жарников, а в трубку сказал:
— Ты хотел крикнуть: «К бабе», Зыкин. Вот как нехорошо, мы с тобой за культуру боремся, а ты… Возьми себя в руки, потом ведь стыдиться будешь!
Опять в трубке щелкнуло, теперь уж вклинился голос Спешнева:
— Есть ключ, Михаил Степанович. Сейчас сейф откроем.
— Ну, давайте, — сказал Жарников, окончательно обретя свою всегдашнюю деловую форму. — Я подожду. Только ты этого паникера больше к трубке не подпускай.
— Какого паникера? — не понял Спешнев, но тут же догадался, о ком идет речь, и смущенно протянул: — А-а…
Пока они там открывали сейф, искали папки со старинными планами, Жарников попытался представить, что произошло. Завод у них старый, еще с демидовских времен, но с той поры сохранилась лишь домна, похожая на средневековую башню, комсомол все собирается в ней устроить музей, да что-то затянули они с этим. За многие годы завод реконструировали не раз, большую перепланировку произвели в годы первых пятилеток, потом в войну, а лет пять назад снесли оставшиеся старые цехи, и построили два новых трубопрокатных, сейчас это большой завод, ну, не такой, как, скажем, Челябинский трубный, но все-таки это громадина; и, конечно, могло так случиться — древняя труба, которую клали еще мастера во времена Петра Великого, оказалась неуказанной в новых схемах водоснабжения, экскаваторщик поддел ее ковшом и выворотил. Котлован не такой уж большой, там глинистое место, и вода стремительно наполняет его… Нет, не дай бог, если она ворвется в цех, ринется под печи, где температура… Может быть и взрыв, все может быть, а главное — остановка неминуема, это на месяц, если не больше. Нет, Спешнев не даст, не такой он человек. Он придумает что-нибудь. Ведь хорошо кто-то сказал: закон настоящего производства — лучше избегать трудностей, чем преодолевать их. Да как избежишь, когда они сами лезут из всех щелей… Кто мог предугадать эту историю с трубой, когда она уходит чуть ли не в глубины веков, да еще экскаваторщик, наверное пацан какой-нибудь, увидел воду — и тягу. Ну, что там?
В трубке зашелестело.
— Есть, Михаил Степанович! — воскликнул Спешнев. — Так я и знал. Занятная схема. Вот, черти, как делали! — В голосе его звучало восхищение.