— Выбрыки, — пробурчал он. — Стен испугалась?
— Как ты не можешь понять? — с тоской сказала она.
— Ну, а если мы поженимся?
Она испуганно взглянула на него, но этот испуг был недолгим, он быстро сменился насмешкой:
— Ну уж, так взяли и поженились!
— Так взяли и поженились. А что же нам по углам прятаться?
— Не будем об этом…
Они расстались тут же, во дворе; а ночью, проснувшись от телефонного звонка, он долго лежал и думал о том, что сказал ей: конечно же они должны пожениться. Нина близка ему, они поженятся, и все войдет в свою колею, разговоры в поселке быстро кончатся, привыкнут люди, и от него отойдут ненужные заботы; так он укреплялся в своем решении и верил — иного пути нет.
Они встретились на следующий день, она была весела и уговорила его пойти побродить по лесу: он никогда не бывал в этих местах, жил рядом, а вот в лесу у заводского пруда, где гуляли поселковые жители, не бродил; и там он ей опять сказал:
— Поженимся.
— Ты странный мужик, Миша, ты это все решил сам, а меня не спросил.
— Сейчас не только спрашиваю. Прошу.
— Но я ведь не готова к этому.
— А что тут быть готовой? Соберешь свои книжки под мышки и переедешь.
— А что я делать буду? Ты подумал?
— То же, что и все жены, — улыбнулся он.
— Слушай, Миша, — вздохнула она, — мне было с тобой хорошо. Ты знаешь… Но там у тебя… вчера… Я не знаю, как тебе объяснить. Если бы ты только понял… Не смогу через себя переступить. Это ведь все потерять, себя, свободу… Тебе ведь только кажется, что я рядом буду, а на самом деле я от тебя дальше стану…
— Ничего не могу понять.
— Не подходит мне роль директорской жены. Хочешь не хочешь, а пустота кругом. Люди косятся — кто с опаской, кто с подхалимской ухмылочкой… Не могу…
— Так что же, мне с работы уходить?
— Ну, зачем же так? — улыбнулась она. — Совсем как мальчишка.
— Да я же ведь тебя не в колбу посажу. Работай, как работала.
— Не получится.
— Ну вот что, — рассердился он, — ты сама выдумываешь сложности. А я рожден на простом. Клава была простая баба. Стирала, варила, штопала. Все могла. А ты!
Он не договорил, он успел только увидеть, как потемнели, сузились ее глаза, и она сорвалась с места, метнулась за деревья; он постоял, озадаченный, кинулся за ней, наткнулся на троих ребят, распивающих на траве поллитровку, те боязливо спрятали бутылку, поздоровались, и Жарников, досадуя на себя и на Нину, пошел из леса.
После этого дня Жарников несколько раз пытался встретиться с ней, но Нина сумела как-то этого избежать; он не понимал, что происходило, только чувствовал — обидел ее, но смысл этой обиды не был ему понятен, и Жарников раздражался: «Выкрученная все-таки женщина… Надуманные сложности!» Он раздражался, но желание видеть ее в нем усиливалось.