Сушь над Зеей стояла страшная, река пересохла, обнажив широкие желтые плесы и отмели, в верховье лежали курганами бревна, не было ни сплава, не ходили пароходы, доносило к стройке запах паленого — где-то горели леса. В кабине на кране смену было выдержать тяжело. Отработав, пошла подальше от котлована, хотелось поваляться в тени кустов, выкупаться. Тут и случилась эта история.
Увидела сумку на берегу, затертую, замасленную бригадирскую сумку. Заглянула в шурф. Он стоит, белый, как покойник, косит глазом на валун. Подала шест. Выскочил. Когда шурф засыпало, сказал синими губами: «Вовек тебе этого не забуду». Испугался, долго сидел молча. Она жалела: такой парень на пустяке мог погибнуть, да еще бы и не нашли. Забыла, что сидит с ним рядом в одной рубашонке, все остальное повесила сушить на куст. Он отошел, потянулся к ней, могла и оттолкнуть, но не захотела.
Трое девочек в комнате. Одна на смене, другая к подружкам. Всегда так делали. Старый общежитский закон, усвоила его еще в Салавате, куда приехала из деревни, после смерти матери. Продала по дешевке избу на снос. Хороший был еще сруб, крепкий, отец сложил из отборной сосны, когда молод был. Плохо жила в Салавате. Безразлично. По утрам гудела голова от угарного запаха химкомбината. Работа тяжкая, как у всех подсобниц. Вечерами с подружками пила вино, чтоб полегче было, и — на танцплощадку. Иногда просыпалась, а рядом — мятая рожа. Дура девка. А, плевать, куда несет, пусть несет. «Ты кончай это, Верка, посадят еще…» Потом поняла: все эти, у танцплощадки, сволочь. Стала жадной, завела книжку, начала копить. Пошла учиться на крановщицу. Хорошая работа, настоящая. Профессия. Научилась одеваться, за собой следила. Подружки старые не отставали. К черту вас! Вербуют на Зейскую ГЭС, там и платят крупней. Денег надо много, денег. С ними можно куда хочешь и все, что хочешь.
Руки крепкие, тело сильное. Зовут на сверхурочную — пожалуйста. Две смены — так две смены. В дождь, в мороз, в ветер, в зной. Огаркова выручит, безотказная баба. Была и радость: несла пользу не только себе, но и людям. Приходила в клуб — расступались. Продавщицы одежонку откладывали — Вера не поскупится. Иногда выбирали в президиум, инженер шептал на ухо горячие слова. Знала — женат. Черт с ним, пусть пострадает, она уж настрадалась. Лихая девка Верка, работница первой руки, не тронь — лапы отобьет.
Этот, спасенец, пришел один раз, второй — встретила, как никого не встречала. Потом стал командовать: приезжай ко мне, то-то и то-то сделать надо. Жил в центре, где старые бревенчатые дома и деревянные тротуары, снимал комнату. От поселка строителей до того места автобусом или попутной. Месяц ездила, потом сказала: «Зачем нам врозь? Давай уж навсегда. Мне квартиру дадут, я на ГЭС не последняя». Но началось все не с этого, началось еще раньше.