– Нет. Но, поскольку твое мужество произвело впечатление на полицейских из Марселя, идея оказалась неплохой. Правда, крайне опасной. Наверное, поэтому ты и была черной с головы до ног. Скорее всего, ты оказалась в ловушке в спальне и выпрыгнула в окно. По плану ты должна была поджечь ночную рубашку внизу, на первом этаже. Мы по сто раз отсчитывали, сколько нужно сделать шагов, чтобы добежать до бассейна. Семнадцать. Ты, кстати, должна была немного подождать, пока сбегутся соседи, а потом уже поджечь рубашку и прыгнуть в бассейн у них на глазах. Но ты, похоже, не стала ждать. В конце концов, в последний момент ты просто могла испугаться, что тебя вовремя не вытащат из воды, и не прыгнула.
– Может быть, я потеряла сознание, когда закрывала голову горящей рубашкой, и не могла двигаться?
– Не знаю. Рана на голове была большая и глубокая. Доктор Шавер считает, что ты прыгнула со второго этажа.
– Удивительно, как я вообще осталась жива! У меня на голове полыхала рубашка, а я так и не добралась до бассейна… Знаешь, все-таки твой план оказался не слишком удачным…
– Нет, план был нормальный. Мы сожгли четыре похожие рубашки. Больше семи секунд это не заняло ни разу, даже когда не было ветра. До бассейна ты добралась бы за семнадцать шагов. Пять, пусть даже семь секунд, обожжены только лицо и руки, – нет, исключено, ты не могла умереть. Но рана на голове вообще не входила в план. Как и ожоги на теле.
– Но разве я могла действовать не по плану? С какой стати я вдруг перестала бы тебя слушаться?
– Я рассказываю тебе так, как понимаю сама, – пожала плечами Жанна. – Похоже, ты не во всем меня слушалась. Реальность намного сложнее. Тебе было страшно – ты боялась предстоящего испытания, боялась думать о последствиях, боялась меня. Думаю, в последний момент ты решила что-то изменить или добавить. Ее нашли на пороге спальни, хотя она должна была лежать в кровати или рядом. Возможно, в какой-то момент ты действительно пыталась ее спасти. Не знаю.
Десять ночей, пятнадцать ночей в том октябре мне снился один и тот же сон: я действую невероятно быстро, но безуспешно, пытаясь спасти девушку с длинными волосами – то она горит в огне, то тонет, то на нее наезжает огромная неуправляемая машина. Я просыпалась в холодном поту, укоряя себя за трусость. Нужно быть по-настоящему трусливой, чтобы подмешать несчастной девушке снотворного, а потом спалить ее заживо. Ужасно трусливой, чтобы тешиться ложью, будто я пыталась ее спасти. Амнезия была для меня единственным выходом. Я ничего не помнила только потому, что я, невинный ангелочек, ни за что на свете не вынесла бы собственных воспоминаний.