– Пойдём, нам нужно найти ручей. И развести костёр.
К тому времени, как они добрались до ручья, уже стемнело. Болотная грязь коркой засыхала на платье, волосах и коже Сольгерд и напоминала ощущения от бесстыдного и хищного взгляда Рейслава. Девушка так сильно хотела отмыться от этого мерзкого чувства, что её не смутила даже студёная ручейная вода.
Ручей оказался маленькой речкой шириной в несколько шагов и глубиной по пояс. Брегир проверил дно, оставил на траве свой плащ:
– Наденешь, когда искупаешься. И ни шагу в сторону, закончишь – сразу к костру!
Сольгерд кивнула и ступила в воду прямо в платье, сбросив лишь туфли.
– Ты в одежде собираешься мыться? – осведомился Брегир.
Девушка обернулась и посмотрела на него таким жалобным взглядом, что он даже не рискнул над ней подшучивать: всё ясно, по цесарскому этикету не положено. По цесарскому этикету, твёрдо вколоченному в её голову няньками и старыми девами, что занимались её воспитанием, она должна была умереть от стыда ещё вчера. Или хотя бы упасть в обморок.
– Я буду разводить костёр. За кругом костра – чернота, ничего не видно, – устало бросил он и отошёл в сторону.
Сольгерд поймала себя на том, что уверена: Брегир не сделает ничего предосудительного, но она была туго спелёнута строгостями и запретами, в которых её растили. Нянюшки осудили бы и её доверие, и, тем более, поведение.
Помявшись немного на мелководье, Сольгерд заключила договор с собственными страхами: она зашла в реку, присела по шею, и только тогда решилась снять платье. И сто раз об этом пожалела: выпутываться из ткани в воде оказалось гораздо сложнее и дольше, чем на суше, и девушка успела замёрзнуть, избавляясь от наряда.
Отмывшись от болотной грязи и неумело прополоскав платье, она на цыпочках просеменила к оставленному плащу и завернулась в тёплую ткань. Плащ пах Брегиром: лесом, костром, железными монетками и чем-то похожим на медвежью шкуру, которая лежала дома перед креслом отца.
До подбородка закутавшись в плащ, Сольгерд села к костру. Хотела протянуть ладони к огню, но испугалась, что ткань может соскользнуть с её голых плеч, а она не успеет её подхватить. Брегир протянул ей флягу с вином и очередную порцию лепёшек (которые сейчас оказались гораздо вкуснее), а потом высыпал что-то ей на колени. По яркому, солнечному запаху Сольгерд сразу узнала дикую малину.
– Где ты её взял? – восторженно выдохнула она.
Брегир лениво улыбнулся и неопределённо кивнул на кусты позади себя. Цесаревнины глаза светились искренним изумлением и благодарностью, и сердце Брегира, поросшее за эти годы репьём да лебедой так густо, что он сам уже начал сомневаться в его существовании, согрелось волной тепла и… нежности.