Алина села, посмотрела на измученное и по-прежнему красивое лицо Никиты с горестным недоумением.
Что же с ней на самом деле случилось: она слышит то, чего он еще не сказал. Она именно об этом кричала «прошу-умоляю»: только не говори это.
Мама с Ирой давно вернулись в комнату, Ира поставила на стол поднос с едой. Они обе стоят, открыв от изумления рты. Думают, конечно, о том, какая Алина умная и хитрая, как легко она всего добилась.
Алина постаралась глубоко вдохнуть, чтобы воздух достал до сердца.
— Говори, — сурово сказала она. — Я готова.
— Хорошо. Я пытался с помощью всех этих пунктов, обязательств, сумм и метров не только упорядочить все дела и отношения, но исключить возможность любого проявления наших сильных, необузданных чувств. Наших с тобой. Я ничего не хотел знать о твоем протесте и ярости, о которых догадывался. Ты никогда не должна была узнать о моей единственной и окончательной страсти, которой у меня просто не могло быть. Но это случилось. У меня сейчас рвется сердце от сострадания к тебе, но я не хочу ничего и никого, кроме одной женщины. Ты увидела ее этой ночью. К счастью для нас обоих, потому что ложь все равно убила бы нас.
Силы вернулись к Алине. Она встала, вышла в ванную, вернулась уже умытой и одетой. Ей удалось легко, не повышая голоса, не говоря лишних слов, выгнать их всех — Никиту, маму, Иру.
Ему лишь сказала на прощание: «Не вздумай ничего менять в бумагах, я не подпишу. Дам только согласие на развод».
Прошла неделя, Аля узнавала это по календарю.
На работу не вышла: какой смысл, директриса наверняка ее уволила после той рассылки. Она отвечала на звонки, иначе они все явятся взламывать дверь, чтобы обнаружить ее хладный труп. Что-то ела, как-то спала, о чем-то думала.
Когда ее гордая, высокомерная мама расплакалась в трубку, умоляя разрешить приехать, Алина согласилась.
Открыла дверь, мама с трудом сдержала крик ужаса.
Это была тень Алины, впервые за всю ее жизнь мама увидела торчащие ключицы, выпирающие скулы, тонкие беззащитные руки и ноги. И спокойный, уверенный, даже не взрослый, а окончательно созревший взгляд.
— Не пугайся, мама. Я просто решила сесть на диету. Заодно. Перед тем как искать другую работу. А еда у меня есть, я по интернету заказываю. Сегодня специально для тебя торт «Трюфель» заказала.
Они сели пить чай. Вера Васильевна хвалила торт. Она все говорила и говорила о прогнозе на лето, судорожно думая, как задать дочери вопрос: «Насколько все плохо?»
Алина по своей новой привычке все сказала сама, не дожидаясь вопросов:
— Мама, во-первых, забудь о том, что я будто бы тогда хотела себя убить. Я просто хотела, чтобы меня жалел папа. Мне это всегда было важно. А сейчас… Да, у меня была апатия, ничего не хотелось. Так вот: она прошла. И мне понадобилась моя жизнь, потому что в ней есть одна надежда. Одна, совсем маленькая, наверное, нереальная надежда. Но она моя. Поэтому я не одна. Мы с ней вдвоем.