Первая…
Его любимая девушка резко встала, посмотрела на него, как на конченого идиота, и произнесла:
— Господи, мне понадобилось три года, чтобы понять наконец, какой ты дурак! Услышь меня, Дима! Я выхожу замуж. Не за тебя выхожу замуж, Дима! Я люблю другого человека, не тебя! И за него выхожу замуж.
Свет в кафе вдруг начал медленно меркнуть. То, что она сказала, невозможно было исправить.
Вторая…
Его любимая девушка повернулась и пошла к выходу, успев запрещающе взмахнуть рукой, когда он хотел за ней пойти. И еще она бросила на ходу:
— Прощай.
Не «до свидания», не «пока», а «прощай». И это было страшно и непоправимо.
Третья…
Когда он все же, успев расплатиться, выбежал за ней, то увидел того, кто разрушил его жизнь. Тот стоял, привалившись задом к сверкающему боку дорогой машины, и крепко обнимал его любимую. И целовал. С языком!
Он был хорош — его соперник, чертовски хорош собой! На голову выше Димы, крепкий, мускулистый, гибкий. Он надменно улыбался его любимой девушке. Надменно и снисходительно. И еще он ее откровенно лапал на глазах у своего приятеля, который сидел за рулем. Она, кажется, была совсем не против.
Ну да, ну да, они же почти муж и жена. Чего им стесняться?
Дима вдруг почувствовал, что дико промерз. У него тряслись от холода руки, ноги, мелко дергался подбородок. Ему надо было уйти куда-нибудь подальше, в тепло, а он стоял как прикованный.
Его вдруг заметили, и он, и она. Повернулись к нему, не выпуская друг друга из объятий.
— Ну я так не могу! — вспыхнула его любимая девушка, распахнула заднюю дверь машины, скользнула внутрь и позвала: — Никита, поехали.
— Ща, — кивнул Никита, не глядя в ее сторону.
Он вкрадчиво, как барс на охоте, двинулся в его сторону, подошел почти вплотную, сунул руки в задние карманы джинсов и принялся раскачиваться с пятки на носок и обратно.
— Не расстраивайся, чувак, — произнес он неожиданно нормально, совсем не развязно. — Так бывает — девушка уходит к другому. И не потому, что он лучше. А просто потому, что… Черт, не знаю почему! Но так бывает. Да ладно тебе, не трясись ты так. Ты чего, замерз, что ли?
— Д-да. — Дима увернулся от руки, которая намеревалась дружески потрепать его по плечу. — Мне холодно.
— Может, тебя подвезти? — широко и красиво улыбался его соперник.
— Нет, — коротко отрезал Дима, развернулся и ушел.
С того вечера прошло три недели и четыре дня. Двадцать пять дней страшной пустоты, причиняющей ему такую физическую боль, что он иногда стонал во сне, громко и протяжно. Сосед через стену — алкаш Петрович — сочувствующе крякал и без конца предлагал ему выпить.