С мечтою о дальней прекрасной отчизне,
Где братство и разум царят?
Или же остаться среди землян, упорно работая над тем, чтобы «перевоспитать» землян, изменить их жизнь, и чтобы когда-нибудь на Земле возникло такое же общество справедливости и братства, как на Марсе. В итоге марсианин выбирает второй путь:
Да, вот приговор для меня:
На поле тернистом работать упорно
Во имя далекого дня.
Сын Богданова, известный биолог и генетик Александр Малиновский, уже на склоне своих лет, в 80-х годах прошлого века, сообщал в письме писателю Виктору Ягодинскому, что его отец хотел написать на основе этого сюжета и третий «марсианский» роман, в котором «марсианин видит дореволюционную Землю и смотрит на ее людей, ее порядки глазами человека человечества, которое достигло высшей стадии коммунизма, гармоничного, гуманного и разумного. Его потрясают эгоизм и озлобленность, усугубляемые глупостью даже в самых образованных и благополучных слоях передовых капиталистических стран… Этот роман о трагедии человека, безвозвратно вырванного из того общества, которое для нас — образ прекрасного будущего».
Этот роман Богданов так и не написал, но очевидно, что в образе заброшенного на Землю марсианина он видел себя. И, надо полагать, имел в виду не только трагедию представителя «марсианского коммунистического общества», оказавшегося в капиталистических странах Земли. Сам Богданов-то жил уже в «первом на Земле государстве победившего пролетариата». Но с его точки зрения, нравы в нем пока еще не слишком сильно изменились. Однако другой реальности у него не было. И именно в ее условиях он надеялся создать «ячейку будущего».
К весне 1923 года «коллективисты» уже были готовы приступить к обменным переливаниям на практике, но у Богданова снова начались трудные времена.
«Под могильной плитой Маркса»
Приехав в Москву, Леонид Красин 25 февраля 1923 года писал жене: «А. А. Богданов и Нат[алия] Богд[ановна] пребывают в своей неизменности и очень всем вам кланяются. Я их уговариваю опять поехать в Лондон (предвижу для них такую возможность). Но А. А. [Богданов] что-то упирается». Понять то, о чем Красин не написал, не так уж и сложно. Упирался Богданов потому, что его подготовка к экспериментам по обменному переливанию крови вышла на финишную прямую. А вот почему Красин звал его в Лондон? Скорее всего, потому, что знал о положении, в котором оказался его друг.
Это положение после прихода к власти большевиков было весьма двусмысленным. Заслуженный революционер, один из основателей большевизма, но при этом этакий беспартийный «теоретик-оппозиционер» (именно теоретик — Богданов всегда подчеркивал, что после Октябрьской революции он никогда не вел практической политической работы). Своих взглядов на события Октября 1917 года, военный коммунизм, Ленина и других руководителей РКП(б) он никогда не скрывал и высказывал их публично (в статьях, лекциях и диспутах — тогда это еще было возможно).