Каменев председательствовал на многих заседаниях съезда. И не раз упоминал о больном Ленине. 23 апреля, на следующий день после дня рождения Ильича, он сказал: «С учением [Ленина] сверялись каждый раз, когда перед нами становилась та или иная проблема, тот или иной трудный вопрос. Мысленно каждый из нас спрашивал себя: а как бы ответил на это Владимир Ильич?…Мы надеемся, что решения нашего съезда будут именно такими, какими желал бы их видеть Владимир Ильич; ибо мы несем новую ответственность перед нашим вождем. Мы должны продемонстрировать ему, когда он поднимется с постели (а мы страстно верим, это случится), что его учение является генеральной линией всех наших поступков и решений».
Интересно, что в выступлениях делегатов наряду с понятными «славицами» в адрес Ленина упоминался также и «красный вождь Красной Армии товарищ Троцкий». Впрочем, Троцкого упоминали и раньше. А вот Зиновьева и Каменева (опять-таки вместе!) славили таким образом впервые. Их наградили эпитетом «наши стальные вожди Каменев и Зиновьев». Славословие в адрес лидеров партии постепенно набирало силу. Тот же Зиновьев в своем докладе говорил о жадном внимании слушателей к речам Ленина. Он сравнил их с «глубоким ясным ключом», к которому «в летний знойный полдень» припадает человек, чтобы утолить свою жажду. Вряд ли самому Ленину это бы понравилось. Сталина пока еще так не славили, у него все еще было впереди.
«Тройка» тем временем вела «тихую» работу по распространению своего влияния на партийный аппарат. Первые результаты этой деятельности проявились в июле, когда контролируемое ею большинство членов ЦК организовало комиссию по проверке положения дел в Красной армии — главной «крепости» Троцкого. Осенью 1923 года комиссия пришла к заключению, что армия «развалена», а «тов[арищ] Троцкий не уделяет достаточно внимания деятельности Реввоенсовета». На Пленуме ЦК в Реввоенсовет предложили ввести новых людей. Обиженный Троцкий потребовал, чтобы тогда уж его отправили «простым солдатом в назревающую германскую революцию». В ответ Зиновьев иронически предложил отправить в Германию и его, а Сталин с издевкой попросил «не рисковать двумя драгоценными жизнями своих любимых вождей». В ответ на реплику одного из участников пленума — «не понимаю одного, почему товарищ Троцкий так кочевряжится», — председатель Реввоенсовета возмутился еще больше и ринулся к выходу из зала. Напоследок он хотел исторически хлопнуть дверью, но и тут вышел казус — дверь была тяжелой и хлопать никак не хотела. Никакого «историзма» не получилось. «А получилось так — крайне раздраженный человек с козлиной бородой барахтается на дверной ручке в непосильной борьбе с тяжелой и тупой дверью», — ехидничал в мемуарах помощник Сталина Борис Бажанов.