оздним вечером 20 мая 1474 года, когда Москва укладывалась спать, в Кремле раздался сильнейший треск и грохот. И сразу же в разных местах вспыхнули и заполыхали факелы. Языки пламени замельтешили в темноте и вдруг разом стали быстро-быстро сдвигаться к Соборной площади, к месту, откуда раздался всех пробудивший гул.
Когда Василий Дмитриевич вслед за другими прибежал на площадь, там уже было полно народу. Даже при свете коптящих светильников видно было, как висела над толпой густая белесая пыль. Новый Успенский собор, еще несколько часов назад высившийся белыми стенами над окружающими строениями, сейчас лежал в развалинах.
Толпа возбужденно гудела. Кое-где слышны были испуганные всхлипы.
— Не к добру это…
— Опять знамение…
— От трясения земли приключилось.
— Сильно сейчас земля тряслась…
Часть любопытствующих окружила юношу — князя Стародубского, сына воеводы Федора Пестрого. Размахивая руками и чуть заикаясь от волнения, молодой Человек подробно рассказывал, как влез на строительные леса и прошел на северную стену посмотреть, как начинают выкладывать своды храма. Вдруг стена зашаталась, раздался треск и скрип подмостей. Испугавшись, он побежал поверху к южной стене. Там подмости были пошире и покрепче. Только добежал, как северная стена рухнула. А он цел остался и теперь закажет благодарственный молебен и большие дары церкви принесет…
Действительно, вся северная, восточная и часть западной стены еще не достроенного храма лежали теперь грудой кусков и обломков. В первое мгновение Ермолин даже не поверил своим глазам. Но чем ближе протискивался он сквозь взволнованную толпу к развалинам храма, тем сильнее охватывало его смешанное чувство горечи и обиды.
Не только в Москве, но и в других больших и малых городах государства с нетерпением ожидали построения этого храма. Огромный, величественный, сверкавший белизной своих стен, он строился как символ единства русской земли, символ ее политического и духовного могущества. Сотни и тысячи людей в городах и селах, устав и отчаявшись от повседневных невзгод, тревог и неустроенной жизни, надеялись, что вот завершится строительство и великодушный бог, увидев все великолепие нового собора, даст наконец-то людям новую, хорошую жизнь. Теперь эти мечты были снова погребены под обломками рухнувших стен. И нежданное крушение надежд заставляло сжиматься горло и перехватывало дыхание. Но вместе с тем где-то очень, очень глубоко в душе Василий. Дмитриевич подумал о том, что, если бы собор возводил он, Ермолин, такого бы наверняка, не случилось.