Приехав, накричал на мастеров, которые ничего не делали, поджидая хозяина. Потом торопил с разборкой рухнувшего храма и даже сам выбирал из общей груды плиты с резьбой, раскладывая их по кучам — с целым узором, с попорченными и совсем отдельно с отколотыми рельефами. За этой работой и застал его посыльный из Москвы.
Верные люди, приближенные к митрополиту, сообщали, что великий князь Иван Васильевич замыслил возвести в Москве новый Успенский собор. И хочет митрополит уговорить государя, чтобы строительство поручили Василию Дмитриевичу Ермолину. Посему надобно ему, Ермолину, коли хочет он строить главный храм Московского государства, поторопиться домой.
Василий Дмитриевич все бросил. Собирать по камню рухнувший Георгиевский собор поручил старосте нанятой артели, а сам умчался прямой дорогой в Москву. Потом два месяца не выходил из дома, ожидая, когда митрополит призовет его к себе.
В конце ноября, когда на Москве-реке стал крепкий лед, из-под села Мячково начали возить в Кремль глыбы белого известкового камня. Опытные каменосечцы с раннего утра и до позднего вечера рубили ровные, гладкие со всех сторон блоки. О предстоящем строительстве знали все. Только вот кому будет оно поручено, великий князь еще не объявил. По слухам было известно, что государь чуть ли не каждый день обговаривает во всех подробностях будущую стройку с митрополитом. Потом, когда слухи стали затихать, государев дьяк зачитал указ о строительстве нового Успенского собора и о том, что сооружение храма поручается Василию Ермолину и Ивану Голове.
Каждый по-своему толковал это двойное назначение. Одни считали, что великий князь не очень-то доверяет Василию Ермолину и потому приставил к делу своего человека — Ивана Голову. Другие с горделивым убеждением объясняли, что великий князь скрепя сердце вынужден признать силу митрополита и согласился назвать в указе Василия Ермолина первым…
Когда дьяк объявил указ, Василий Дмитриевич поначалу возликовал. Надеялся, что он будет главным на строительстве и храм воздвигнут по его замыслу, а Иван Голова станет заниматься только денежными и хозяйственными делами. А вышло в конце концов все наоборот. Его, Ермолина, от дела вовсе отстранили, а строить поручили хитроумным псковичам.
В тот день, когда князь объявил это решение, Василий Дмитриевич слег. Опытная старуха с посада ставила ему тогда на побагровевшую шею, на плечи и за ушами маленьких, скользких пиявок — отсосать дурную кровь.
Пока Ермолин старался перебороть тяжкую болезнь, псковские мастера не теряли времени. Они успели побывать во Владимире, внимательно осмотреть старинный Успенский собор, вновь вернуться в Москву, вырыть новый ров для фундамента и забить в подошву рва сотни толстенных дубовых свай. Новый московский Успенский собор должен был превосходить по длине и ширине владимирский образец.