«Жизнь, ты с целью мне дана!» (Пирогов) (Порудоминский) - страница 39

На обратном пути из Москвы Пирогов послал Мойерам письмо, в котором просил руки Екатерины Ивановны — Катеньки.

Поэт сказал, что слова "Я вас люблю" много сильнее, чем "Я вас очень люблю". Одно лишнее слово лишает признание мощной, убедительной искренности. В письме Пирогова сотни, тысячи лишних слов! И ведь понимал! "Фразы и чувства, — писал он, — две противные стихии", — и все лепил, лепил одна к одной фразы, топя в них чувства, в которые, впрочем, трудно поверить.

Какой невыносимый, выспренний слог! Быть, а не казаться! Да в этом письме ничего не есть, все кажется! Ему кажется! Не лгал, конечно, надумал, намечтал любовь, будущее счастье в сладких дремах, укачанный удобным возком на гладкой зимней дороге. Ему казалось, любовь была, а она казалась. Даже для его века, когда каждый приказчик умел по заведенным образцам писать любовные письма, в пироговских фразах такой перебор, что читать их тяжко: "она или никто, теперь или никогда, — вот что говорит заветный голос сердца", или — "хладнокровные руки, проникавшие доселе с железом бестрепетно к сокровеннейшим источникам жизни, дрожат теперь от какого-то сокровенного чувства и скользят по бумаге, влекомые голосом сердца", или вместо Екатерины Ивановны — "милый Ангел" (с прописным А). Так ли он писал, когда истинно любил? В "Анналах Дерптской клиники", в "Хирургической анатомии" нет ни слова лишнего, тем более лишней фразы, — там только чувство! Все письмо его — с первой фразы — сплошное умствование: он рассуждает о тайной связи нашего душевного микрокосмоса и непознанных сил вселенной, "приводящих в движение мириады миров" — он и здесь про звезды! — о "переменах, которые за несколько часов, за несколько мгновений до их появления казались нам невозможными". Он рассматривает женитьбу на Екатерине Ивановне, "милом Ангеле", как возможную награду за "самоотвержение, с которым посвятил са-мые приятные мгновения жизни науке и человечеству". Он, кажется, полагал к тому же, что, женясь на Катеньке, отблагодарит учителя за многое добро, как бы завершит отношения с ним и его семейством. В старости он над этим письмом посмеется — длинное, сентиментальное и довольно глупое; но, отправляя, он, похоже, гордился, что с такой подробностью изложил "ход своих идей об одной из важнейших проблем жизни". Он только ни разу не спросил в письме, любит ли его "милый Ангел". Правда, по словам его, сейчас он и не желал ее любви: она полюбит его после, когда поймет его направление в жизни и в науке. Впрочем, предложение было сделано по правилам того времени.