“Я находил решение, которое не было очевидным, но оно работало. Робби сказал бы, «он угадал!» Но я не угадывал. У меня очень мощная интуиция, она действительно очень мощная. Но я не могу объяснить этого. А он все активнее и активнее выступал против меня, и я не понимал, почему”.
Нападки во время еженедельных совещаний становились все более ожесточенными и – для Древера – непостижимыми. Не зная, как на них реагировать, он часто просто сидел молча. А затем Фогт сместил Древера с должности руководителя лаборатории. “Я был в шоке – помню, я тогда почти сломался”.
Питер Голдрайх, почетный профессор Калтеха и Принстона, рассказывает: “Я помню, Рон как-то говорил мне: «Это ужасно. Ужасно». Робби тогда наорал на него. И я сказал: ‘Почему бы тебе просто не уходить, когда он начинает кричать на тебя?’ Рон ответил: ‘А разве так можно?’ И я успокоил его: ‘Конечно, можно. Ты же профессор!’. Я и представить не мог, что Рон настолько наивен”.
Питер относился к той части факультетской профессуры, которая изначально поддерживала кандидатуру Рона Древера в качестве ответственного за экспериментальную программу проекта LIGO. “После нескольких наших встреч мне стало ясно, до чего он чудной. Он был совершенно не от мира сего, был полностью погружен в свою физику и при этом обладал сильной интуицией. Я давно знал, что Робби способен испытывать к людям иррациональную ненависть и вдобавок умеет легко убедить окружающих, что объекты его презрения действительно этого заслуживают. Это меня страшно расстраивало. Я чувствовал свою ответственность за то, что произошло с Роном”.
В третьей из пяти (с января по июнь 1997 года) бесед с Ширли Коэн Рон, готовый уже вроде бы добраться до кульминации своего рассказа, то и дело сбивается и вновь и вновь возвращается к предыдущим эпизодам. Ширли уже кажется уставшей и просит его поскорее завершить историю. “Мы с вами приближаемся к моменту, когда мне дали под зад коленом!” – смеется он, и на этом вторая сторона кассеты заканчивается. Мне нужно прослушать еще целых две кассеты, чтобы узнать, как же именно Рону дали под зад коленом.
“Я немного дислексик. или что-то вроде того”, – признается Рон. Не успевая усваивать информацию, он решил записывать ход совещаний на магнитофон, чтобы затем внимательно прослушивать пленку, но Фогт запретил ему это. Во время самого странного из состоявшихся между ними разговоров Фогт, по словам Рона, огласил ему два правила. “Первое и самое удивительное из них было таким: Робби Фогт и я никогда не должны находиться в одном помещении одновременно. Вот прямо так он и сказал”. Двое других свидетелей записали свои, менее безумные, варианты воспоминаний об этом же событии. Стоило Рону появиться на еженедельном совещании, как Фогт выходил из комнаты, а совещание отменялось. Таким образом, получалось, что Древер срывает работу над проектом. “Второе правило звучало примерно так: мне запрещалось пользоваться любым оборудованием, принадлежащим проекту, – ксероксами, телефонами и всем прочим”. Годы спустя, рассказывая эту историю, Рон кажется совершенно сбитым с толку, ошеломленным, хотя по прошествии времени все это, возможно, его даже забавляет. “Думаю, тот разговор имел большое значение, потому что как-то странно все это прозвучало. По-моему, это было незадолго до конференции в Аргентине”.