Катя больше не встречалась. То ли уехала, то ли специально не хотела встречаться. А ведь обещала прийти на стадион. Но так и не пришла. Хотя, кто знает. Может, пришла, но не подошла? Попробуй, пойми этих женщин. Две Кати и такие разные.
«Скучает ли по мне моя Катя в Москве? Скучает, наверное. А я?»
Костик, лёжа в кровати, замер. Он не мог ответить на этот вопрос. Просто вопрос, который поставил в тупик. Скучаю? Конечно! Или меня всего-навсего тянет к ней? И никакая это не любовь? А что тогда любовь? Как она выглядит?»
Он не мог разобраться в себе. Между ним и Катей стояла невидимая стена, которую создала Катя. Костик не понимал, почему так? Почему девушка, признающаяся тебе в любви, не желает выходить за тебя замуж? Она, конечно, не сказала ни «да», ни «нет», но это ничего не меняет.
Утром объявили, что команда переезжает в Тбилиси. Там состоятся товарищеские игры с местными грузинскими командами.
Старенький автобус с натугой поднимался вверх. Мотор, словно захлёбывался от усилий, и казалось, вот-вот заглохнет, но он продолжал работать. Зато когда ехали вниз, то он радостно выл. Шофёр пожилой лезгинец уверенно правил своим допотопным средством. Костик смотрел в окно и ужасался крутым обрывам и восторгался пейзажами.
– Лучше гор, быть могут только горы, на которых ещё не бывал, – прошептал он.
Его услышал сосед – Бобров.
– Костя! Красиво сказал! Ты становишься настоящим грузином! – и засмеялся искренне, до слёз, своей незамысловатой шутке.
– Это не я сказал! Это сказал один поэт…
Костик осёкся. Высоцкому сейчас лет 6 или 7. Он ещё ничего не написал.
– Как зовут поэта? – прокричал в ухо Сева.
– Забыл имя, – ответил Костик.
– Так ты у нас поэт! – и Сева затряс Костика обеими руками. – Поэт Александров! Звучит! А, ребята? Звучит ведь?
– Звучит! – похлопал Костика сзади по плечу Веневцев. – А ты прочитай нам что-нибудь про горы!
– Про горы? – смутился Костик. – Я стихов почти не знаю.
– Давай, давай! – толкнул в плечо Бобров.
– На холмах Грузии лежит ночная мгла;
Шумит Арагва предо мною.
Мне грустно и легко; печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою,
Тобой, одной тобой… Унынья моего
Ничто не мучит, не тревожит,
И сердце вновь горит и любит – оттого,
Что не любить оно не может.
– Пушкин! – сразу выдал Веневцев. – Ещё давай!
– Я не знаю больше, – ответил Костик и покраснел.
– Не верю! – заорал Бобров. – Утаить хочешь! От друзей свои таланты утаить не получится!
И все трое грохнули дружным смехом. Костик тоже засмеялся. Простые ребята, не испорченные цивилизацией. Поддерживают, как могут.
Аркадьев хмуро глянул на Костика и отвернулся.