— Хм… Будь у меня столько врагов, сколько у тебя, паладин, я бы годами строил им планы мести и, убивая по одному в день, даже спустя десять лет нашел бы, чем себя занять. Хвала Небесному Граду, я не на твоем месте. Да. Пока мне еще хватает своих врагов.
— И все же, кто тебя нанял?
— Ну, ты же умный человек, паладин, и понимаешь, что такие люди не станут лично вести подобные разговоры… Скажу лишь одно: мне заплатили за твою смерть. Так что можешь оценить, насколько тебе повезло.
— Очередная заноза милосердия?
— Заноза милосердия, паладин! Ты начинаешь понимать! Они дали много, но не настолько много, чтобы лишить меня желания заработать еще больше.
— Ты бесчестная скотина и негодяй, Сахид.
— Да, ты уже говорил мне об этом…
Солнце поднялось высоко, сделав дальнейший путь среди дюн и барханов совершенно невыносимым. Очередная гряда напоминала титанического верблюда с сотней огромных, обдуваемых ветром горбов, подогнувшего ноги и припавшего к земле. Даже Сахид Альири начал уставать, а о его пленнике и говорить не приходилось — паладин держался на ногах одной лишь истерзанной до кровавых волдырей и высохшей по самые жилы, медленно тлеющей силой воли. Песчаный поземок, поднявшийся с самого утра, даже не думал стихать и, по всей видимости, именно он послужил причиной тому, что столь опытный пустынный житель, каким всю жизнь считал себя Сахид Альири, сбился с пути. Они должны были выйти к оазису еще пару часов назад, но заветную землю все так же невозможно было разглядеть на горизонте. Как, впрочем, и сам горизонт из-за тучи песчаной пыли. Он сделал большую ошибку, не объявив привал на рассвете. Что ж, самое время припомнить слова одного мудреца: «Идущий, чтобы победить, также должен стойко и не страшась признавать свои неудачи на этом пути. Даже если бывает мучительно горько от своей собственной глупости…»
— Стой! Дальше не пойдем.
Сахид Альири присел на вершине бархана, скинув с плеч здоровенный тюк, собранный из их дорожных мешков. Его спутник без сил упал рядом, уткнув голову в раскаленный песок. Но так лежать было просто невыносимо, и Ильдиар кое-как сел, скрючившись, словно высохший кустарник.
— Неужели тропа сегодня ускользает от тебя? — В усталом голосе пленника послышалось нескрываемое злорадство — так мог бы говорить смертельно раненый в драке за флягу с водой человек, глядя как победитель с горечью вытряхивает из прохудившегося сосуда жалкие капли. — Очень надеюсь, что ты ее окончательно потерял, и вскоре я посмеюсь над тем, как наши тела заметает песок.
— Замолчи, — раздраженно обернулся к нему Сахид. — Не тебе насмехаться надо мной, изнеженный обильными дождями и мягким ветром чужак.