— Не бойся. Не будет он больше уток кусать. Я прослежу, — улыбалась она, любуясь дочкой, искренне переживавшей за бедных уточек. Только сейчас нужно было отвлечь ее, иначе Мила еще долго будет сокрушаться о тяжелой судьбе птиц и ругать жестокого папу-утку. — Дочь, ты рисунки свои не покажешь? Те, которые с выставки. Заодно расскажешь, как все прошло.
Та кивнула кудрявой головкой и, моментально выбросив из памяти уток, помчалась за папкой с рисунками. Кто откажется похвалиться своими успехами? Мила явно была не из таких.
Вскоре они с матерью уже рассматривали ее рисунки. Кроха едва не цвела от удовольствия, слушая, как ее хвалят. Едва только женщина умолкала, чтобы перевести дух, как Мила тут же протягивала ей новый рисунок, еще лучше предыдущего.
— Ух-ты…, - вместо привычного восторга Захарьина выдала удивленное междометье. — Что-то не пойму я… Что это такое?
Из небольшого листка, полностью залитого непроницаемо черной краской, на нее надвигалось что-то неимоверное огромное, массивное, буквально утыканное многочисленными настройками и башенками. Женщина не сразу сообразила, что маленькая художница изобразила рвущийся вперед звездолет. Совсем не похожий на мультяшное или игрушечное изображение, космический корабль выглядел пугающе реальным. Еще более странной была сама подача, оставлявшая ясное, жуткое впечатление наступления чего-то неотвратимого. Звездолет выглядел так, словно только что вышел из чудовищной мясорубки. Был испещрен гигантскими проплавленными шрамами, рванными дырами на месте орудийных башен и ракетных установок. Рассматривая рисунок, женщина непроизвольно сглотнула вставший в горле ком. Слишком уж явным и тяжелым было накрывшее ее ощущение.
— Даже прямо не знаю, что и сказать, — растерянно протянула она, переводя взгляд с рисунка на дочь и обратно. Не менее удивленным было и у той личико. Мол, а почему ее никто не хвалит? Красивый же рисунок. — Как, вообще, тебе в голову такое пришло? Подожди-ка…
Она вдруг вспомнила, что уже где-то видела нечто похожее. Был очень похожий рисунок — такой же чуждый, внушающий страх и поразительно реальный.
— Точно! Мила! — строго посмотрел она на дочь. — Опять тот альбом смотрела? — та покаянно опустила глазки и начала жалобно хлюпать носиком. И как на такое чудо обижаться? Захарьина долго не продержалась, сдалась. — Не реви, чудо ты мое в перьях. Не реви, говорю… И что ты к этому альбому прицепилась? Что в нем нашла? Ладно, беги, неси альбом. Будем вместе смотреть, раз уж тебе так интересно…
Мила радостно захлопала в ладоши и, соскочив с колен матери, припустила в другую комнату.