Совсем плохо стало под вечер, когда Захарьиной привезли самого тяжелого пациента. У парня, признаться, тогда, вообще, руки опустились. А как по другому, когда видишь умирающего на твоих руках мальчонку? Измятый, словно пропущенный через гигантскую мясорубку, мальчик уже и говорить не мог. Стонал только еле слышно. Дыхание было частым-частым, словно он в последний раз никак надышаться не мог. По глазам было видно, что прекрасно понимал: жить ему оставалось последние минуты.
— Вот же б…ь! — с экспрессией выдала целительница, едва увидела нового пациента. — Сама бы удавила того урода, что это сделал.
Глаза у нее блеснули неестественным жутким цветом. Вздрогнувший Алексей безоговорочно поверил, что она с легкостью бы удавила любого виновного в этом злодеянии.
— Что встал, как вкопанный? Горячей воды и спирта! — рявкнул она на замершего парня. — А вы пошли прочь отсюда! — заорал она на принесших мальчишку мужчин, мнущихся в прихожей. — На улицу, б…ь!
Крик был настолько жутким, что тех словно ветров сдуло. Только что была и сразу же исчезли.
— Куда? — от ее вопля Алексей чуть бутыль со спиртом не уронил. — На какие руки?! Ко рту поднеси! Мочи нет видеть такое…
Он наклонил бутыль и целительница сделал смачный глоток.
— Поехали…, - буркнула она, наклоняясь над измочаленным тельцем.
Притихший Алексей вжался в угол и стал следить за разворачивавшимся перед его глазами необыкновенным действом. Никак иначе происходящее назвать он не мог.
Женщина с раскрасневшимся лицом, что-то яростно шепча себе под нос, вытянула над мальчонкой руки и начала ими водить из стороны в сторону. Несколько мгновений ничего не происходило, а потом вдруг началось.
В комнате неожиданно что-то тихо хрустнуло. Затем хруст повторился чуть громче, сменившись протяжным болезненным стоном. Выгнувшийся над столе мальчишка уже не стонал, а выл, словно дикий зверь. Его скрюченные руки ходили ходуном в самых мыслимых и немыслимых направлениях, издавая тот самый жуткий звук.
Алексей вжимался в угол все сильнее и сильнее, словно надеялся пробить стены спиной. Он, конечно, видел смерть в той жизни. Всякого повидал на войне. После одной из атак на вражеский боевой звездолет ему собственными руками пришлось соскребать из кабины штурмовика останки одного из пилотов. По окровавленным кускам вытаскивал тело своего товарища, Женьки Караваева. Только здесь было по-другому.
И тут начала подвывать сама целительница, что выглядело во стократ страшнее. Ее тело скрючило в немыслимой судороге. Лицо исказилось до неузнаваемости, превратившись в ужасную демоническую маску. Казалось, что сейчас она и сама превратиться во что-то нечеловеческое.