И из-за её спины, — похоже на какую-то фигню Пола.
— Простите… Он вынес книги, слишком много, громоздившиеся под мышкой, вторую руку протянул на ходу в попытке пожать ей ладонь, — боюсь я вас потревожил миссис Бут я, я постараюсь заранее позвонить если приду ещё… Там он приостановился, но входную дверь для него уже придерживали.
— Билли? ты позвонишь? пожалуйста? и она следила за ними не дольше, чем чтобы увидеть, как книги кувырнулись в листья при шаге со ступеньки порога, увидеть расхлестанный ветром дождевик в наклоне за ними, словно брошенными во время того шумного подъема от закончившихся уроков в школе снизу, и даже смех тот же, который она уже не слышала, закрыв от него дверь, отвернувшись, чтобы на повороте машины по холму прощальное мановение руки застало лишь слепые окна просто дома.
Она вернулась через кухню, где теперь часы трудились над тем часом, когда вчера пальцы прошли вдоль её спины донизу, задержались на вершине разлома в поисках за краем, ниже, глубже, отчаянные выдумки вроде бессмертной души и этих проклятых младенцев, которые носятся вокруг и требуют родиться или родиться заново, всё это страх, встала заглянуть внутрь, где побледнел дым и осела пыль на замусоренный стол под потускневшими стеклами, на книги, стопки, мешки для мусора, всё сразу, отступить и полностью захлопнуть дверь, защелкнуть навесной замок ударом ладони и отвернуться смять бумажную салфетку, чтобы высморкаться. Дом наполнился неподвижностью, но она словно прислушивалась, боюсь я вас потревожил миссис Бут но он научился пользоваться проклятой лопатой, вот в чём разница. Зачем ты это сказала Бибб, у тебя всегда было превосходство типа так ты всегда выживаешь но он вроде клевый старик, боюсь я вас потревожил миссис Бут… Она включила радио услышать об изнасиловании каждые шесть минут в этой стране и выключила, не спуская глаз с молчащего телефона, пока не взяла трубку и не набрала. — Да, алло? Можно, это миссис Бут Элизабет Бут, могу я поговорить с Адольфом? Просто… А, а нет всё в порядке нет, не мешайте ему. Ничего важного.
А вот и они, взносились вверх по холму на носимых лохмотьями криках вроде летящих листьев, один в один, тут в пятнах, желтоватые, там подобравшиеся и съеженные бурые, но все листья, шапки, перчатка, или варежка, или даже носок, а это? книга в воздухе рассыпает страницы и просыпавшаяся улыбка на лице самого маленького из них, застывшего с широко раскрытыми глазами при её располовиненном виде за стеклянными панелями двери, где она держалась за столбик, словно удерживала равновесие, неподвижная, как старик, подпершийся метлой, чтобы сориентироваться, снова нащупать опору против угрозы любого движения, даже её самой, теперь она внезапно открыла дверь и вышла за двумя книгами, почти неразличимыми в листьях, где упали, одна в желтой обложке и вторая, в коричневом коленкоре, «Пророки банту из Южной Африки», увидела она, когда занесла, крепко закрыла дверь и повернулась к лестнице.