Плотницкая готика (Гэддис) - страница 137

Он раздавил сигарету в блюдечке, не оставив ни уголька, ни ниточки дыма, давил, пока она не рассыпалась в пожелтевших пальцах. — У тебя чай стынет, сказал он наконец, а потом — знаешь, это не я позвал его выпить а он позвал меня. Я его не расспрашивал мне не пришлось, я и слова вставить не мог, он…

— Что Пол даже не южанин? что я, что кто-то недавно ему сказал будто Пол усыновлён так что на самом деле он наверняка вообще еврей и даже не знает об этом? шустрила Пол? что это Пол шустрил и носил взятки вместо папы и все…

— Нет-нет-нет слушай, всё же было в газетах правильно? Мне не пришлось его расспрашивать, ты же читала газеты?

— А я тебе что сейчас сказала! Они прямо здесь, вот эта стопка только что тебе сказала со старыми фотографиями папы и Лонгвью и, и та фотография Билли из школьного альбома даже её нашли. Даже её нашли.

— Уверен её получили в… Он начал скручивать другую сигарету, сбросив просыпанные клочья табака со стола, с коленей, — в морге, наверняка фотография была в морге.

— Но что за морг где нет, нет… побледнев, с побелевшими руками, за спиной хватаясь за раковину — не было его фотографий в морге они…

— Я про газеты, газеты, это называется досье, эта статья о Поле, большой герой дивизии «Молния» подорвавшийся…

— Потому что у них была та фотография вот я о чём, чтобы выставить на передовицу и придумать под неё историю потому что у них была та фотография…

— Фотография впечатляющая.

— И выставить его убийцей? убийцей без войны кто им это наговорил.

— Ну господи боже, он же его убил правильно?

— Он не хотел.

— Не хотел? его пытается ограбить тощий девятнадцатилетний паренек и он не мог его просто вырубить? Но она отвернулась на блёкнущую кутерьму на террасе, перевернутые стулья, листья и горлиц, трёх-четырёх, неразборчиво клюющих, пегих как листья на солнце, всё ещё присылающем тепло, или его подобие, как начал угасать, когда она заговорила, её голос. — Ответь… он закурил, и закашлялся. — Почему ты рассказала что твоего отца столкнули с поезда.

— Какая разница… Она не пошевелилась, спиной к нему твёрдой, как стол между ними — он же умер, да?

— Упал с эстакады? с крыши поезда? Потому что я это вспомнил, вспомнил эту сцену. Я смотрел тот же фильм.

— Это плохо, да… и её плечи слегка опустились, — потому что когда люди врут…

— Нет я не в том смысле, я не сказал что ты мне…

— Я отвечу почему да, потому что люди врут потому что, потому что когда люди перестают врать значит им уже всё равно.

— Стой… но во внезапном порыве она открыла дверь и вышла на террасу, где, пока он не догнал, опустилась сидеть в одиночестве на краю перевёрнутого стула и он остановился, глядя на неё, на её тлеющие рыжим в свете солнца волосы и жёлто-зелёный цвет чего-то на ней, свитера? не обратил внимания, даже бледная арка лица протестовала против уныния мёртвой вокруг неё листвы, и он снова кашлянул, прочистил горло, словно чтобы заговорить, прервать дрожь, развернувшись мерять шагами кухню, выглядывать каждый раз, проходя у двери, наконец потянуться к телефону, набрать, заговорить смутным тоном — en désordre, la maison oui… demain? tôt Ie matin, oui? certainement…