Прежде чем она смогла остановить меня, я положил руку на лежащий слева нож и ощутил, как бьется заключенная в нем сила. Такая же, как и в осколке, убившем Уитшика.
Лгунья.
— Ты слишком много себе позволяешь, — холодно сказала Сеяшочитль.
Я убрал руку с лезвия.
— Что это за ножи?
— Они отмечены божественным прикосновением, — Сеяшочитль упорно отводила глаза. — Это все, что тебе нужно знать. А теперь убирайся из моего дома.
Я ушел. Продолжать разговор не имело смысла.
* * *
К тому времени, как я добрался до своего храма, я валился с ног. Я отправил посыльного к Масиуину и провел остаток вечера за подношениями жертвенной крови. Мои мысли то и дело возвращались к Сеяшочитль. Три мертвых воина — Итлани, Похта и Уитшик, в сердце которого нашли осколок обсидиана. Осколок, который не принадлежал Обсидиановому Вихрю и от которого исходила та же сила, что и от ножей Сеяшочитль. Трое верующих, поклоняющихся Тескатлипоке в надежде, что Он положит конец Пятой эпохе. И четвертый, пока еще живой, под присмотром Масиуина. Им не хватало знаний и способностей. Скорее всего, тут Сеяшочитль сказала мне правду. Но это ничего не меняло. Она была Хранительницей и вполне могла устранить их.
Этой ночью я спал без сновидений и проснулся от сердитого крика:
— Акатль!
Надо мной нависло лицо Масиуина. В мгновение ока я стряхнул с себя остатки сна и сел на тростниковой циновке.
— Что случилось?
Снаружи все еще было темно. До меня доносилось уханье сов, воздух пропитался запахами парных бань и вареной кукурузы.
— Он мертв, — ответил Масиуин.
* * *
Наятлан, последний приверженец культа, умер так же, как и его товарищи; его нашли лежащим на спине на тростниковой циновке у себя в спальне. На его теле обнаружилась уже знакомая мне метка. Тремя быстрыми надрезами я вскрыл ему грудную клетку и извлек застрявший в сердце обсидиановый осколок, такой же, как в сердце у Уитшика.
Масиуин с мрачным выражением лица стоял рядом с циновкой. Я протянул ему окровавленный кусок обсидиана, и Масиуин кивнул в ответ. Из соседней комнаты доносился плач — там находилась жена Наятлана.
— «Четыре» и «дождь», — сказал я, поднимая нефритовую подвеску.
Третья эпоха, сгоревшая в огне насланного богами пожара.
— Как мы и думали, — Масиуин со вздохом опустился рядом со мной на колени, чтобы взглянуть на тело. — Ничего неожиданного, и все же…
— Твои люди присматривали за ним.
— С улицы. Только представь, какой поднялся бы вопль, вздумай я поместить стражников в доме почтенного воина.
— Представляю, — я покачал головой. — Но опасность слишком велика.