Когда Джессика отправилась по своим делам, назвав их необыкновенно важными, на пляже я осталась в компании каменного изваяния, называвшегося моим телохранителем. По его виду нельзя было сказать, что он недоволен положением вещей. Может, ему просто нравился здешний климат. Я оповестила, что хочу пройтись, и он обернулся, даже подав мне руку. Неожиданная галантность меня приятно поразила, и руку я приняла, в шутливом кокетстве склонив голову набок.
Чуть заметная улыбка на уголок конвульсивно дернулась на его губах. Глаза заменяли две непроницаемые стекляшки, я видела лишь свое отражение в коричневых тонах.
Гуляли мы долго. Я все время о чем-то говорила, рассказывала о Франции и о работе, пытаясь иногда расспросить и о его жизни, но не добилась ровным счетом ничего: он слушал, практически не подавая признаков жизни (если не считать таковыми размеренные шаги).
Когда в изнеможении я присела на краешек мраморного фонтана на набережной, где помимо меня толпились с десяток туристок, Каллен подошел почти вплотную и произнес одну единственную за всю прогулку фразу длинней трех слов:
— Рекомендую пересесть на скамейку. Или взять такси до гостиницы, если вы устали.
Я вздохнула. Лед не тронулся.
Но что-то будто подсказывало: сегодняшняя моя попытка была не такой уж и тщетной.
* * *
На следующий день состоялась церемония открытия. Подарок мужа необыкновенно шел моему образу, и Джесс, с которой мы перекинулись мимолетом парой фраз, томно отметила:
— Если бы мне дарили такие побрякушки… — она закатила глаза. — У твоего мужа губа не дура.
Каллену мероприятие определенно не нравилось. Его взгляд я чувствовала физически: он мазал им по всем мимо проходящим, иногда те ощутимо напрягались. Каково же было мне перманентно чувствовать кожей это каленое железо?
К светской жизни он был не приучен, оттого чурался репортеров, камер и вспышек. Мне с большим трудом удалось уговорить его отходить, чтобы каменная физиономия не испортила съемки.
* * *
Следующий день прошел суетно, но моего персонального защитника это нисколько не испугало.
Я поймала себя на том, что взяла обыкновение поглядывать на Каллена и рассматривать его взлохмаченные волосы. Мне удалось заметить, что вечернее садящееся солнце отливает в его вихрах оттенком бронзы.
В номере отеля он всегда сидел в гостиной и читал. Сидел прямо напротив входной двери, развернувшись к ней лицом.
Скользя взглядом по его ладной фигуре, я увлекалась этим занятием: сложен он был хорошо, чего уж греха таить. Плечи — они нравились мне больше всего — широкие и мускулистые, руки тоже накаченные. Да и лицо Каллена не было лишено мужской привлекательности: тяжелый подбородок, прямой нос и проницательные глаза. Они были чрезвычайно умными, эти глаза, я могла судить так по тому, как он иногда на меня смотрел. Молчаливо, тяжело смотрел, но вместе с тем гипнотизирующе.