Не стерпел Федор, и хоть был ему Венька закадычным другом, а врезал ему по загривку: «Всех на свой аршин не мерь!» Венька не обиделся. Только и сказал: «Поживем — увидим». А пожить и не пришлось. Не сумели они обмануть смерть, и там же, на высотке, когда бежал в атаку, мельком увидел Федор, как упал Венька лицом в землю. А Федор еще продолжал бежать, и стрелять, и кричать «Ура». Вокруг один за другим падали солдаты, упал и лейтенант — Федор все равно бежал, не мог остановиться. И наступило такое время, когда он остался на высотке один. Оглянулся — никого: ни наших, ни немцев. Стало быть, высота все-таки взята? Но не успел он порадоваться этому, как ощутил горячий толчок в грудь. Падая, он увидел заходящий край солнца, и показалось ему, что это не солнце, а алый кисет, который он отдал перед боем Веньке. Раненый, истекающий кровью, он думал про этот кисет и все сокрушался: зачем он согласился поменяться им с Венькой? Ведь все равно не перехитрили смерть, и она, стерва, нашла их, сперва одного, а теперь, глядишь, и другого…
Лишь под утро очнулся Федор, услышав над собой голос санитара:
— Стойте, братцы, этот, кажись, живой…
Федор остался жить, хоть в казенной бумаге черным по белому и было написано, что он пал смертью храбрых. И, сидя сейчас за столом своей избы, он, словно бы оправдываясь, произнес:
— Но ведь я живой… Живой, понимаешь?
А больше и не знал, что сказать.
— Ну и слава богу, — сказала Арина. — А про другое и думать не моги. Живи. И жизни радуйся.
Она отошла в угол, к сундуку, стала вынимать вещи.
— Вот тебе рубаха постиранная. В баньку сходишь, переоденешься. Не век же в гимнастерке… А вот штаны почти новые. Помнишь, перед самой войной купили? Вот только пуговочка оторвалась…
Она мигом нашла иголку, вдела нитку, но, пришивая пуговку, больно уколола себе палец.
— Ох я, неумеха…
Свои две кофты, юбку, платье с оборками она увязала в большой с кистями платок, вскинула узел на плечи.
— Прощай, Федя.
— Куда ты? — выдавил из себя Федор.
— К отцу пойду. Родная кровь, небось не выгонит.
Федор тяжело поднялся из-за стола:
— Да куда тебе… с дитем? Уж лучше я уйду.
— Нет, нет! — крикнула Арина и уже тише добавила? — Твоя изба, ты и живи. А я… Как пришла сюда, так и уйду. Скатертью мне дорожка…
Только теперь Федор разглядел жену: маленькая стала, как подросток, с худым, запавшим ртом, с заострившимся лицом. На лице одни глаза: огромные, виноватые. А ведь он видел эти глаза радостными, счастливыми, когда целовал ее там, на кургане.
Спазмой сдавило горло, в голове помутилось. Но он все же взял себя в руки, спросил: