Скоро он совсем выбился из сил, ловя их, а когда оглянулся, то не узнал вокруг ничего. Избы словно выросли, стали, как стога сена, и деревья вытянулись, доставали своими макушками чуть не до неба, а небо было уже не голубым, а кроваво-красным. Соломенные крыши изб в этом небе горели зловеще, как на пожаре, и тогда Федя, испугавшись, закричал:
— Мама-ааа!
На его крик прибежала мать, взяла его на закорки и принесла домой, а дома как следует отдула, чтоб не уходил далеко.
Федя плакал, оправдывался:
— Я зайцев ловил.
— Каких еще зайцев?
— От солнышка…
Сейчас зайцы тоже прыгали у него под ногами, но ловить их уже не хотелось.
Но где же все-таки люди? И тут он услышал донесшийся из-за плетня смех. Далее не оборачиваясь, он узнал этот смех — тоненький, девчачий. Так смеяться мог только Кузьма, и Федор, обернувшись, тотчас же и увидел его, хотя узнать Кузьму в новом милицейском костюме было довольно трудно.
— Здорово, Федор! — сказал Кузьма.
— Здорово, Кузьма. А я тебя и не признал. Ты ли?
— А кто ж еще? — радостно выдохнул Кузьма, горделиво трогая кобуру на поясе. — Только я теперь не Кузьма.
— Как это?
— Теперь меня Валентином зовут. Прошу любить и жаловать. Валентин Спиридонович. А то все Кузьма да Кузьма…
— Ты смотри, — удивился Федор, — Валентин. Менял бы тогда уж и отчество.
— Тебе смешочки, — обиделся Кузьма, — а я из-за этого знаешь сколь натерпелся. С девушкой познакомишься: как зовут? Кузьма. Она и нос на сторону. Нет, думаю, шабаш, стану теперь Валентином.
Федор усмехнулся:
— А ты, я вижу, поумнел за войну. Раньше дурак дураком был.
— Ну, ну, ну! — вскинулся Кузьма-Валентин. — Что было, того уже не будет. Я никому не позволю! Не погляжу на твои ордена!..
— Правильно, не позволяй, — миролюбиво заметил Федор, — Валентин так Валентин. Шут с тобой.
— А ты куда это настропалился? — спросил Кузьма. — В город.
— Пойдем вместе.
— А ты зачем?
— Вот чудак. Я ведь там живу. Приехал на денек матери помочь. Да пора уж на службу.
— Ну что ж? Пошли.
Кузьма трусил рядышком, то и дело похлопывая Федора по плечу.
— Ты правильно решил — в город. Что нам теперь деревня? Я тоже… Вернулся после ранения в сорок четвертом, как глянул… Мать честная!. Как только тут люди живут? Посидел, покурил на крыльце и говорю матери: «Пойду-ка я лучше в город. На работу устроюсь, потом и тебя заберу. Ни одного мужика в деревне. Что мне одному тут делать». Ну, пришел в город, медали свои вывесил, а там на мои медали ноль с кисточкой. У всех медали. Образования четыре класса, куда податься? Советуют — на стройку. Нет, шалишь, отвечаю, я на фронте три года отбарабанил, мне бы чего полегче. Потому, как заслужил! Ходил, ходил, знакомого одного встретил: иди, говорит, к нам в милицию. Одежда бесплатная, карточки литерные. Ничего, работать можно. Правда, пистолет вручили, а мне оружие так на войне осточертело, видеть не мог. Первое время вовсе пистолет не носил. Ложку засуну в кобуру и так хожу, словно бы при оружии. Ходил, пока не приметили. Что ж ты, дескать, при исполнении служебных обязанностей, а безоружный? А вдруг бандиты, чем будешь стрелять — ложкой? Да ты не слушаешь, Федор?