Сидели, молчали. Дымки вились над ними: от папиросы — синий, от самокрутки — желтый. Поднимаясь выше, они смешивались в желто-синий клубок, но клубок этот тотчас же и таял, растворившись в чистом парном воздухе. У ног их чернела пахота, глянцевито поблескивая на отвалах только что прошедшего плуга.
— Хорошо-то как! — вздохнул Федор. — Землей пахнет. Весна.
— Да какая весна? Считай, уже лето на дворе. А мы еще не отсеялись…
На телеге, запряженной двумя тощезадыми коровами, подъехал мальчишка, лет двенадцати. Деловито сунув за пояс кнут, спросил:
— Дядя Максим, куда картошку сгружать?
— Оставь на телеге. А коров отпряги — пусть попасутся.
— Это чей же? — спросил Федор.
— Васьки Титова старшой. И за ним еще трое. Сиротами остались.
— А Варвара?
— На мине подорвалась. Пошла в лес малины собрать, ну и зацепилась. По кусочкам в гроб собирали.
Федор смотрел на парнишку, как он ловко распрягал коровенок, бойко управляясь с гужами и чересседельниками, спросил:
— Кто ж их растит?
— Мы и растим. Колхозом.
По вспаханному полю важно ходили грачи, собирали червей.
— Вот кому житуха, — усмехнулся Максим, — хлебный паек им завсегда обеспечен. Хоть война, хоть не война.
Заржал конь. Он мотал головой, пытаясь сбросить с шеи хомут, и Максим подошел к нему, погладил по вспотевшему крупу.
— Ну, ну, Хвастун, успокойся. — Он разнуздал его и пустил немного попастись. — С самого рассвета пашем. Устал, бедняга.
На правой лодыжке коня Федор заметил глубокий рваный шрам.
— Где это его?
— Под бомбежку угодил. Тоже наш брат — раненый.
Они еще немного посидели, и Максим поднялся:
— Однако мне пора. Скоро сажальщицы подойдут.
— Как же ты с одной рукой?
— Приловчился.
Захлестнув петлей одну чапигу, он привязал ее к своему ремню, другую же ухватил единственной рукой.
— Но, Хвастун, трогай!
Федор не выдержал:
— Дай-ка, помогу тебе.
— Помоги, помоги, вспомни, как оно раньше-то.
Федор дернул поводьями, и конь послушно повел борозду, но плуг выскальзывал из руки, и борозда получалась кривая, зигзагами.
— Эх ты, пахать и то разучился, — упрекнул его Максим.
— За четыре года разучишься…
Но только начало борозды получилось неровным, а дальше все пошло, как надо. Хвастун тянул ровно, без рывков, и вскоре остались позади и рыжий Максим, и телега с мешками картошки, впереди был лишь простор до самого горизонта, а где-то там, на горизонте, синел лес и плыли над ним большие белые облака, как гуси.
Хорошо было Федору шагать вслед за плугом по мягкой упругой земле и дышать свежим ветром, обдувавшим лицо, хорошо чувствовать на спине пригрев солнца.