— А еще?
— Еще: если ты захочешь выдать себя за человека, Хорки, то не должен обращаться. Совсем.
— Почему это? — спросил я. — А если никто этого не увидит? Я же не собираюсь разгуливать в облике охотника по городу!
— Не важно, — сказала Мираша. — Продолжая принимать облик охотника, даже если его никто не увидит, ты не сможешь выдавать себя за человека. Понимаешь? Взгляни на себя со стороны. Сравни с обычными людьми. Замечаешь разницу?
— Никакой. Я и есть обычный человек, пока не обращусь в охотника.
— Не совсем. Только на первый взгляд. Но если присмотреться, разница между охотниками и людьми очень заметна.
— И в чем она?
— Когда ты в последний раз залечивал раны, Хорки? Я знаю, твои кости ломались неоднократно, но ты не представляешь, как долго они будут срастаться без обращения. А где мозоли на твоих руках и ногах? Знаешь, что это? А шрамы? Когда ты стриг волосы и ногти? Или вырывал себе зубы? Ты удивишься, Хорки, но волосы у тебя на подбородке не растут, как и у людей. И даже если ты перестанешь обращаться в охотника — не сумеешь отрастить даже самую захудалую бородку. Тебе придется придумать объяснение этому. А твой бледный цвет кожи? Загар на ней не задерживается — не успевает. И это далеко не всё, что внешне отличает тебя от человека.
— Я… не задумывался над этим.
— Облик охотника помогает твоему народу выживать и находить пропитание, — сказала Мираша. — Но главная ваша ценность не он. Понимаешь, намного важнее для вас — само обращение. Природа заложила в память твоего тела два образца — облики охотника и человека — к которым оно возвращается при обращении. Сломаны ли кости, на месте ли конечности — при смене облика все возвращается к образцу. И это великое чудо, Хорки! Такому позавидуют даже маги! Но понимать всю прелесть обращения начинаешь лишь после того, как его лишишься.
* * *
Мы не пошли на постоялый двор. Расположились неподалеку от него, в овраге. Я собирался прилечь на траву вздремнуть, но Мираша сказала:
— После отоспишься. По дороге в город времени на сон у тебя будет предостаточно. Рассвет уже скоро. А нам еще нужно привести тебя в надлежащий вид.
— Это в какой? — спросил я.
— Сделать похожим на человека.
— А сейчас я на кого похож?
— Уж во всяком случае, не на крестьянина.
Старуха велела мне развести костер. А потом, когда языки пламени заплясали, разгоняя тьму, принялась делать из меня человека.
Острым ножом она обкромсала мои волосы, оставив их такой длины, что я едва мог за них подергать. Оцарапала мне щеку, и тут же смазала рану какой-то вонючей мазью («Это чтобы не загноилась»). Заехала кулаком мне по скуле.