Вместо этого меня вырвало так, что я чуть не задохнулся. А вот облевать адвоката я, хоть и надеялся, не смог – тот, видно привычный к такой процедуре, ловко отступил в сторону.
Снова тьма. Капли, одна за другой, с потолка. Новые пытки. Вопросы, остающиеся без ответа. Я так слаб, что ловцам приходится вытаскивать меня из темницы и волочить по коридору в пыточную камеру, где уже поджидает дыба и Снук.
Моё тело заранее предчувствует пытку: я ощущаю боль и кричу прежде, чем они успевают ко мне прикоснуться.
Что за слова срываются с моего языка, я и сам точно не знаю, но, судя по продолжающимся мучениям, палачам мои ответы не нравятся. На улицах Ролона я нахватался самых грязных и непристойных выражений и теперь вовсю использую этот обширный арсенал, добавляя забористый мат из прошлой жизни, давая исчерпывающую характеристику адвокату, палачу и ловцам.
Разумеется, я признаюсь, признаюсь во многом. Каждый день я не только признаю себя служителем Тьмы, но и требую поскорее сжечь меня на костре, потому что на нём не так холодно. Но вот беда, мои признания ловцов не устраивают, потому что я не упоминаю в них господина Фируза.
Затем всё прекращается – меня больше не вытаскивают из темницы, не вздёргивают на дыбу. Однако жизнь продолжается даже в самых ужасающих ситуациях, и скоро я начинаю ощущать и осознавать все свои многочисленные раны и повреждения. Всё моё тело покрыто рубцами, ссадинами и ранами, которые из-за сырости в застенке чаще загнивают, чем заживают. Но в один из безымянных дней снова вижу человека, который назывался моим адвокатом.
– Сегодня ты предстанешь перед трибуналом. Они разберутся с тобой за несколько минут. Есть кто-нибудь, кто мог бы свидетельствовать в твою пользу?
Прошло немало времени, прежде чем я смог вымолвить:
– Нет.
Причиной задержки было не то, что язык мой едва ворочался, просто я хотел ответить как можно более правильно и точно. И когда заговорил, то произносил дальнейшие слова тихо, внятно и спокойно:
– Как я могу пригласить каких-либо свидетелей, если мне неизвестно, в чём меня обвиняют? Как я могу пригласить свидетелей, если не имею возможности покинуть темницу и поговорит с ними? Как я могу позвать кого-то на помощь, если ты сам сказал, что судебное заседание уже готово начаться? Как я могу осуществить защиту, если мой адвокат состоит на содержании ордена?
Не помню, сколько времени я произносил этот монолог перед закрытой дверью. Возможно, адвокат ушёл сразу, после первой же фразы, но я продолжал излагать свои безупречные доводы двери, естественно, не получая от неё ни малейшего отклика.