Но вместо этого меня отвели в большое полуподвальное помещение, где уже находились пятеро узников, в том числе один хорошо мне знакомый. Не обращая внимания на его смущение, я заключил Рикуса в крепкие объятия. Он отвёл меня в уголок и заговорил шёпотом:
– Тебя не сожгут, бастард, но приговор тебе вынесен суровый. Сто плетей и отправка на рудники.
– Откуда ты знаешь?
– Мой двоюродный брат, разбогатевший на скупке у эльфов земель в обмен на выпивку, выкупил у ордена и мои грехи. Предоставил им нашу родословную, убедил в чистоте крови и добился, что меня отправят в имперскую армию. По моей просьбе кузен хлопотал и за тебя, но ему объяснили, что твоей судьбой заинтересован некто очень влиятельный в Калионе. Брат выяснил, что кто-то уже заплатил за спасение твоей жизни. Конечно, каторга на рудниках не намного лучше сожжения на костре, однако ты, по крайней мере, будешь жить, и, возможно, когда-нибудь… кто знает? – Рикус пожал плечами, и его лицо помрачнело.
Он отвёл глаза. Потом прошептал предупреждение, что никому в камере, пусть они товарищи по несчастью, доверять нельзя. Если эти люди и не стали ещё шпионами ордена, то запросто станут в надежде хоть немного облегчить свою участь.
Прошло несколько однообразных изнурительных дней, и ко мне заявился мой адвокат. Он сообщил о приговоре, о котором мне уже было известно от Рикуса. Правда, я притворился несведущим и сделал вид, будто очень удивлён, что сумел избежать костра. Но тогда я ещё не знал, что на самом деле меня ожидает. Мужчины и женщины нередко умирали под кнутами. Выдержать бичевание, не лишившись чувств, считалось признаком мужества и стойкости.
Место для сожжения господина Фируза соорудили на главной площади Ролона. Рикус, который, похоже, хоть и постоянно оставался со мной в темнице, имел в столице глаза и уши, сказал, что приготовление к аутодафе велись больше недели и что все в Калионе восхищены их размахом. Люди толпами стекаются в столицу, чтобы стать свидетелями разнообразных наказаний и, конечно, сожжения, которое увенчает собой праздник. Я говорю «праздник», потому что орден позаботился придать казни пафос религиозного торжества.
Ударили барабаны, послышались хлопки и восклицания, и впереди нас двинулась процессия ловцов. За ними, словно самое горделивое рыцарство страны, на прекрасных конях, в сверкающих латах, ехала орденская стража.
Балконы особняков, располагавшихся вдоль нашей дороги, украшали роскошные ковры, гобелены и знамёна с родовыми гербами их владельцев.
Каждый из нас нёс в руке свечу и колесо от телеги – символы победы ордена над Тьмой.