Скверная кровь (Красников) - страница 210

– Наш род очень знатный, близкий к имперскому престолу. Но по эльфийским меркам твоя мать была не менее знатной – она происходила от одной из сестёр Великого князя всех эльфийских племён, правившего до имперского вторжения.

– Ну просто замечательно! Все мои предки – сплошь маркизы да принцы, что имперские, что эльфийские. Но меня это принцем не делает. Я всё равно остаюсь одним из множества бастардов, без всяких титулов и земель!

– Я очень любил твою мать, этот дивный цветок, и никогда больше не встречал женщины, обладавшей такой естественной красотой и грацией. Будь она рождена в империи, то неприменно стала бы возлюбленной принца или герцога.

Маркиз умолк и снова уставился в окно.

– Расскажи мне о матери побольше, – попросил я.

– Она была единственной женщиной, которую я по-настоящему любил. Её отец был князем нескольких эльфийских деревушек, приписанных к нашему имению. Мы там, как большинство знатных землевладельцев, почти не бывали, но, когда мне исполнилось двадцать, отец спровадил меня туда, потому что считал нужным удалить из города, подальше от вредных, с его точки зрения, влияний. С тем, чтобы я отвык от книг, поэзии и всего такого, а взамен приобрёл навыки, подобающие настоящему мужчине. Управляющему тем поместьем было поручено превратить мечтательного мальчика в подлинного аристократа, носителя больших шпор.

– А управляющим, как я понимаю, был Корин де Мозер?

– Да, Корин. Он был всего на несколько лет старше меня, но так многого добился в жизни! Со временем он стал одним из богатейших людей в Калионе. Мало того что к его мнению прислушивается сам король, так Корину ещё ведомы грязные секреты половины знатных семейств колонии.

– Не думаю, что его влияние и богатство были приобретены честно, – вставил я.

Маркиз Амадей пожал плечами:

– Честность – это драгоценный камень со многими гранями, и для каждого из нас они сверкают по-разному.

– Попробуй сказать это тысячам эльфов, которые умерли в шахтах и при прокладке туннеля.

В моём голосе звучал яд, однако сердце пусть медленно, но уже смягчалось по отношению к человеку, который, как ни крути, всё-таки доводился моему аватару родным отцом. В конце концов, он не пытался скрыть или оправдать содеянное. Напротив, его величайшим грехом было то, что он пытался отвернуться – или убежать! – от зла.

Отец печально улыбнулся.

– Как явствует из того никчёмного образца мужественности, который ты видишь перед собой, даже де Мозеру не под силу было сотворить чудо и сделать из меня настоящего мужчину. Отец хотел, чтобы я полюбил запах крови, но я упорно продолжал вдыхать аромат цветов, а между ног чувствовать не кожу седла, а нежное женское тело. Во исполнение воли отца я отправился в поместье под присмотр и попечение Корина, но вместо того, чтобы оставить прежние привычки и увлечения позади, я потащил их за собой, как старый сундук. Который мигом открылся, стоило мне лишь увидеть твою мать. То, что она была эльфийской девушкой, а я имперским аристократом, происходящим из древнего рода, не имело никакого значения. Ни один алхимик не мог составить приворотное зелье, способное вызвать любовь более страстную и глубокую, чем та, которая охватила меня, едва я увидел Лисандру. Чувство моё было столь сильным, что я не мог удержать его в себе и поделился своими переживаниями с Корином. – Отец покачал головой. – Корин поощрял моё увлечение, разумеется видя в нём не глубокую душевную привязанность, не нечто серьёзное, а обычное вожделение, которое имперскому аристократу сам Единый велел удовлетворить с эльфийской девушкой… – Он отвернулся к окну и снова заговорил в сторону: – Я был молод и глуп. Теперь я, конечно, стал старше, а если всё равно глуп, то несколько по-иному. Тогда у меня в голове была только любовь, а всё остальное казалось не имеющим значения. Но на самом деле, конечно, всё обстояло иначе. Плодом нашей любви, как и должно было случиться, стало дитя. О, как же я был глуп! Когда ты появился на свет, мой отец гостил в поместье, и прошло всего несколько часов после твоего рождения, когда я сообщил эту новость ему и Корину. До сих пор помню, какой ужас охватил отца при моих словах. Впервые в жизни у меня не хватило мужества спорить с ним. Когда он уразумел, что произошло, его лицо сделалось пунцовым, и я испугался, что сейчас он замертво упадёт. И вот надо же случиться такому странному повороту судьбы, отравлявшей нашу жизнь с того самого дня, – он и вправду упал мёртвым, увидев тебя. Увидев дитя, которое считал убитым. Он ведь тогда приказал Корину убить тебя и твою мать. Убить Лисандру им удалось, а тебя спас добрый лекарь, принимавший роды…