. Эта свобода является осознанной необходимостью, если угодно — долгом или ценой, которую необходимо заплатить за возможность своего развития.
Если купец экстравертирует себя в мир, внедряется в игру с универсальными системами оценки, то воин, напротив, интровертирует мир в себя, отказывается от универсальности и находит свой собственный путь, где критериями оценки становятся субъективные факторы: собственная оценка себя и своего становления в рамках реализации идеи — смысла, который воин сам на себя возложил и за который посчитал себя ответственным.
Таким образом, ключевая разница будет заключаться в качестве ответа на вопрос «Зачем?». Воин видит в этом свою миссию, смысл его деятельности всегда больше, чем его личность, а результаты его побед переживают его самого независимо от его желания. Купец вовлекается в соревновательную игру, и в его глазах она является ценной сама по себе, смысл этой игры заключается в том, чтобы играть, и это самостоятельный и законченный процесс, не требующий дополнительных побудительных оснований.
На этой же разнице формируются и следствия в виде мотивации. Для воина, поскольку он интровертирован, понятия благородства, чести, достоинства и долга становятся сущностно необходимыми, поскольку являются частью самоидентификации, своего рода внутренним камертоном. Для экстравертированного купца эти понятия пока ещё не являются обязательными, потому что они не входят в набор качеств, необходимых для купеческой игры. Проще говоря, они не конвертируются в быстрые деньги, а потому бессмысленны. Поскольку воин начинает оперировать более долгими промежутками времени, он уже не может позволить себе недальновидности — реальность не простит ему подобной безответственности. Как правило, различной оказывается и типологическая мотивация: там, где купцы склонны предпочитать как мотиваторы статус и благосостояние, воины с большей вероятностью предпочтут самодостаточность и уникальность.
Если каста купцов нарабатывает алгоритмы социальной связности (полезный я + полезные другие) и её конвертации в деньги, то каста воинов нарабатывает алгоритмы индивидуальной связности (разные части меня, которые я развиваю и привожу в единое гармоничное целое) и её конвертации в реализованные смыслы.
Таким образом, там, где купец видит в денежной игре свой законченный онтологический смысл, воин идёт ещё дальше и понимает, что эта игра — лишь один из инструментов, необходимых для развития сознания и личности, своего рода этап развития, за которым лежат более глубокие и важные по смыслу и содержанию вещи. И именно они становятся предметом его изысканий и устремлений. То есть деньги из смысла превращаются в инструмент, а процесс их приобретения из смыслового превращается в инструментальный. И этот инструмент становится средством для реализации тех смыслов, которые конкретный воин считает важными.