Мечта, написанная на яйце в Остару, мечта, принесённая в дар богине, как зерно, должна быть посажена в землю и принести плоды через положенный срок. Но, удивительным способом, в этот день преподнесённый ранее дар богине возвращается дарителю в виде новой изменённой судьбы. Судьбы, в которой не предполагается ожидание «небесной манны» и прочих заслуженных и не очень даров. Каждая женщина, становясь в эту ночь одним целым с Матерью, с Триединой богиней, осознавала этот дар как преподнесённый себе же, и эта сила, возвращённая от Матери, позволяла отныне самой творить свою судьбу, плести свой вирд. Одно только осознание этого факта может дать возможность самой обычной женщине стать ведьмой в эту ночь.
Но не только для женщин предназначается пробуждённая сила Матери в ночь Бельтайна. Её призыв чувствуют все, в ком есть первозданная сила Изначальных детей природы, и силу Рогатого Бога способен ощутить в себе каждый мужчина — и стар и млад. То, что просыпается внутри каждого пробуждённого, не оставляет места для старых печатей принадлежности, способно сорвать рабский ошейник с того, кто в день и час Матери оказывается способен ощутить её зов и принять свою волю и свою свободу. От неё — по праву.
Купало (Лиго, Лита, Ярило, Ярилин день). Летнее солнцестояние20–23 июня
В этот период просыпается последняя стихия — Огонь. С этого момента все четыре стихии оказываются пробуждёнными, равновесными, соединёнными. Как одна семья, собравшаяся вместе после долгой разлуки.
Момент прихода Огня — это рождение нового молодого бога, долгожданного первенца Матери-природы и её могучего супруга, её избранника. Ночь на Купалу считается самой сильной во всём году — не с магической точки зрения, а с людской. Мать-Земля отдаёт этому миру самое ценное, что у неё есть, — своё дитя, своего сына. Вместе с ней синхронно раскрывается природа, отдавая также всё лучшее, всё самое дорогое, принося дары новому Владыке. Именно поэтому люди, чувствуя волшебную силу этой ночи, в надежде на чудо, невозможное ни в какой другой день, совершали поступки, на которые никогда бы не решились в другое время. Только в этот день, даже во времена христианства, любой, абсолютно любой поступок не мог попасть под печать «греха» — всё было позволено, всё разрешено. Можно было делать, что хочется, любить, кого хочется, желать без опаски — главное, честно, искренне. Если не стоял за человеком страх, желание обмануть, нарушить неписаное правило святости любой жизни, верности данному слову, то всё было возможно. Но если нет, если сила рождения нового бога была осквернена обманом и страхом, то такой «дар» обращался против самого лжеца и вора — сорокакратно возвращалось ему содеянное.