деятельность работников умственного труда. Но и «свободная» западная пресса не была свободна от предвзятостей. Благородная и гуманная неудовлетворённость действительностью, альтруизм и стремление к справедливости и общему благу легли в основу стереотипа либерального западного интеллигента. Грумы советских генсеков бичевали западных гуманистов, считая, что они оправдывают злодеяния мировой буржуазии. По капризу истории как раз эта свободная в своей слепоте и абстрактно гуманная западная интеллигенция самозабвенно трудилась над производством розовых очков и кривых зеркал. Говоря об остатках ослепления западной интеллигенции, Сахаров предостерегал: розовые очки мешают понять сущность советского общества. Иная судьба была уготована прослойке образованных людей в России. Царскую интеллигенцию большевики перевоспитывали, выращивая «интеллигентов-коммуноидов» (выражение русского философа Фёдора Степуна) из рабочих и крестьян. Нейтралитета интеллигенции по отношению к советской власти Ленин не допускал, утверждая, что «нейтральность и добрососедство — это старый хлам, который никуда не годится с точки зрения коммунизма». Школой перевоспитания общественности стала система политпросвета.
Постигая премудрости международной журналистики и сталкиваясь с очередным противоречием между реальностью и нашими представлениями о ней, я задумывался и об ответственности журналистов за возникновение разного рода предубеждений. Русские и немцы на протяжении столетий были носителями ошибочных представлений друг о друге и о себе. На примерах русских и немцев я пытался понять сам и объяснить своим читателям, в каких дебрях профессионально производимой лжи наши народы искали и находили путь к взаимопониманию. Советская цензура не давала возможности писателям и журналистам сопоставлять факты в недозволенной последовательности и делать недозволенные выводы. После краха СССР «ножницы в голове», как и органы подавления инакомыслия, оказались не нужны, но мечтать об исчезновении внутренних самоограничений было глупо; наш новый Антихрист — муляж того самого врага, который будто бы душит Россию и не даёт ей развиваться. Практика внутренней цензуры имела глубокие корни. Древнерусское право допускало извет как средство возбуждения уголовного дела частным лицом. Тоталитарные правители включили извет в категорию государственных стандартов, которыми измерялась законопослушность граждан. Наносные слова сделались средством обработки общественного мнения. Врали на Руси исстари, но в большей мере ко лжи привыкли власть имущие. Этому ужасался декабрист А. Муравьёв, об этом размышлял Достоевский в очерке «Нечто о вранье». Бердяев считал, что утверждение формальной свободы может порождать величайшие несправедливости и на этом основании видел трагизм человеческой жизни, прежде всего, не в конфликте