Три Германии. Воспоминания переводчика и журналиста (Бовкун) - страница 74

«Западногерманский реваншизм». Этот миф был одним из наиболее «качественных» продуктов советской пропаганды. В него верили миллионы людей. Десятилетиями зловещий образ вдалбливался в наше сознание и нераздельно слился там с представлениями о том, что «реваншистские круги ФРГ» намерены перекроить послевоенные границы. И ни один советский учёный не произнёс вслух, что географический десерт к Лондонскому протоколу 1944 года в виде придуманной союзниками карты Германии в границах 37-го преследовал противоположную цель — подчеркнуть, что территориальные приобретения рейха после 1 января 1938 года потеряли силу. Карта Германии в границах 37-го не была результатом мирного урегулирования. Союзники воспользовались ею, намечая зоны оккупации побеждённого противника. Но советские учёные, а с ними и журналисты пребывали в заблуждении на сей счёт до середины перестройки. Леонид Замятин, сделавший карьеру как талантливый дипломат, обладавший трезвым умом и пользовавшийся уважением у журналистов-международников, возглавив отдел международной информации ЦК КПСС, вынужден был в 85-м в «Правде» клеймить немцев «реваншистами». Превратить карту, носившую, с точки зрения союзников, антиреваншистский характер, в продукт творчества реваншистов позволял метод подмены понятий, широко применявшийся в СССР. Советские руководители, конечно, знали, что нападать на нас ни США, ни ФРГ не собираются. Об этом доносили им надёжные агенты — Филби и Топаз. Но население стран социализма должно было оставаться в наведении относительно истинных планов Запада. Если НКВД накануне войны, располагая донесениями Зорге и других разведчиков, обязан был скрывать от народа агрессивные намерения Германии, то в эпоху разрядки появилась необходимость скрывать от народа отсутствие агрессивных намерений у империалистов. Час правды пробил лишь в конце 90-х.

Моими добрыми товарищами в самой Германии были «правдисты» Володя Михайлов, Юлий Яхонтов и Евгений Григорьев. Когда в швабском городке Мутланген состоялось первое показательное уничтожение «Першингов-1», согласно договору о сокращении ядерных вооружений, мы с Григорьевым, прибыв туда на вертолёте бундесвера, оказались в первом ряду зрителей. Ракету, которую предстояло распилить пополам, поднимал мощный кран. И когда она закачалась над нашими головами, мой коллега полушепотом шутливо спросил, вспомнив анекдот про Вовочку: «А не трахнет?». Глагол при этом был, конечно, абсолютно ненормативный. Я ответил также по анекдоту, с употреблением ненормативной лексики: «Нет не трахнет. Нужно осторожнее». Почувствовав лёгкое щекотание за левым ухом, я, обернувшись, увидел длинный микрофон в чёрной мохнатой оболочке и улыбающегося до ушей американского коллегу. «Карашо, ребьята!» — прокомментировал он по-русски и успокоил нас уже по-немецки: «Не волнуйтесь, это пойдёт только на Америку. Ваших голосов там никто н знает». Это было самое короткое и самое неприличное интервью, которое дали иностранному корреспонденту собкоры ведущих советских газет. Общение с коллегами в Германии было частым и интенсивным. И Господь предостерёг меня от того, чтобы довериться злоречивым интриганам и корыстолюбцам. А ведь окружают нас не только доброта, честность и коллегиальность. Называя свой служебный адрес зарубежным коллегам в Германии, я замечал понимающие улыбки. «Вулканштрассе? Ну, и как Вам живётся на вулкане?» Как ни странно, мы действительно жили у подножия вулкана, погасшего, правда, миллионы лет назад. Асфальтированная тропа вокруг бывшего жерла была частью нашего прогулочного маршрута и проходила над берегом, с неё открывалась живописная панорама долины Рейна и Семигорья со Скалой Дракона и исторической гостиницей Петерсберг. Оттуда же в первое воскресенье мая мы любовались вечерним праздником «Рейн в огне» с кострами и фейерверками. К вулкану поднимались по соседней Кратерштрассе. Огромная чаша в камуфляже всевозможной растительности находилась от нас всего в сотне метров, совсем немного возвышаясь над рекой. О доисторическом прошлом напоминали только внушительный базальтовый зубец и информационный щит. Но что такое время? 13 апреля 1992 года нас тряхнуло ночью на все пять с половиной баллов по шкале Рихтера. В Германии не было такого 200 лет. С башен кёльнского собора базальтовые резные украшения свалились. Одно из них, пробив крышу бокового нефа, проделало в полу двухметровую яму. Дом корпункта заходил ходуном, о чём заблаговременно предупредил нас тоскливым мявом умнейший кот Чак. А немцы по соседству с 6-этажным жилым домом советского посольства на Петер-Швинген-штрассе стали свидетелями редкого зрелища. Все его обитатели высыпали во двор, спасая «самое ценное»: женщины, как одна, были в шубах, мужчины держали в руках видеокамеры и телевизоры.