– Всё поняли?
– Так точно, ваше высочество! – крикнули в один голос матросы.
– А теперь тащите их!
Тибо развернулся и спустился к себе в каюту, на прощание так хлопнув дверью, что она чуть с петель не слетела.
Команда вытащила марсовых, а штурман Феликс отправился в трюм «вытаскивать» Эму. Он не забыл времена, когда его дразнили «барышней» и ему доставалось ни за что ни про что, поэтому не сомневался: Эма забилась в какой-нибудь уголок и тоже нуждается в канате, который помог бы ей выплыть. Феликс нашел ее между двумя мешками риса с прижатой к уху раковиной – шумом моря Эма заглушала команды принца.
Феликс протянул ей свою лапищу, но она руки не подала. После того как Проказа поднял на ней рубашку, она все время чувствовала на коже ледяные уколы. Никто никогда не смел к ней прикасаться! И добряк-верзила в том числе.
Проказу лишили сахара, половины жалованья и отобрали драгоценные горошинки перца. Кто-то написал на его кружке «придурок».
Эма делала все, чтобы стать образцовым юнгой, – красила, чистила, конопатила, мало спала и ни с кем не общалась. Старания ее не пропали даром – адмирал, ко всеобщему удивлению, смягчился. Он всегда считал женщин помехой в жизни и благодарил небеса за профессию, которая держала его вдалеке от жены. Но сейчас признал: из казарки вышел правильный юнга. Даже угостил Эму миндальным печеньем. Феликс в себя не мог прийти от изумления, увидев это.
– Глазам не верю! – прошептал штурман за спиной адмирала.
«Изабелла» пересекла экватор, и принц Тибо стал изредка выходить из каюты и смотреть на морской простор. Морякам докладывало о настроении принца место, на котором он устраивался. О прошлом Тибо размышлял на полуюте. Пенный след шхуны был похож на крыло, но потом понемногу размывался, исчезая в бескрайности. Море не запоминало пути «Изабеллы», и жизнь была точно такой же: зыбкой и переменчивой.
О будущем Тибо думал на носу, всматриваясь в далекий горизонт, к которому упорно стремилась шхуна. Но тут было одно неудобство – гальюны (несколько досок, которые выдавались вперед и нависали прямо над водой). И хотя матросы приспособились писать так, что ветер не мешал им, палуба оставалась опасным местом. Однако принц стал подниматься сюда на закате каждый день, чтобы полюбоваться миражами, возникающими в облаках: городами с извилистыми улочками и сияющими куполами, драконами, караванами.
Если кто-то приближался, адмирал ставил ребром одну руку на ладонь другой, показывая жестом, что проход закрыт. Душевное состояние принца стало хрупким, его следовало оберегать. Зато сам адмирал, заметив на горизонте облачко, тут же громогласно восклицал: