— Детям отдайте. Им необходимо хорошо питаться, — спокойно произнёс Никита.
— Конечно, я так и хотел сказать, — слегка смутился генерал.
За этот день Никита буквально из сил выбился, а ещё пришлось зайти к раненому. Олег пришёл в себя и сильно страдал от болей. Его отпаивала отваром из смеси зверобоя и тысячелистника женщина, которую они спасли. Никита проверил повязку, пощупал пульс, приложил ладонь ко лбу, жар потихоньку сходил.
— Что скажете, доктор? — несмело спросила женщина.
— Чаще смачивайте повязку на лбу и не увлекайтесь отваром. А звать вас как?
— Лариса, — вздохнула женщина.
— Хорошее имя, — больше не сказав и слова, он ушёл.
Наконец-то Никита подполз, к спальным местам и грохнулся между Яриком и Ладушкой. Они прильнули к нему с разных сторон, и он заснул, будто в омут нырнул.
Пробуждение было резким и неприятным. Никита вскочил на ноги. Где-то вдали едва слышались крики. Было темно, костёр догорел. Угольки задумчиво тлели на запорошенных пеплом головешках, а на горизонте появилась едва заметная серость, предвестница наступающего утра. Вероятно, сейчас было полчетвёртого. В лагере все спали, ночные кузнечики всё ещё мелодично трещали, убаюкивая уставших людей.
Никита быстро добрался до Аскольда. Тот единственный бодрствовал. Его худощавая фигура и вздёрнутая бородка нелепо смотрелась на фоне тяжёлого копья воткнутого в мягкую почву между красноватых камней. Почему он не сбреет свою бородёнку, она ему совсем не идёт… или идёт? Почему-то именно этот вопрос возник в голове, когда Никита встретился с его пронзительно холодным взглядом.
— Это не на нашем посту, — его глаза блеснули мрачным огнём.
Никита ошалелый после предыдущего похода, передёрнул опухшими плечами. Глаза всё ещё крутил сон, а ещё душила злость, кто-то опять полез на плато, а ведь все знали, что это смертельно опасно. Взяв копьё, он с Аскольдом подошли к генералу.
Анатолий Борисович стоял у костра вместе с крепким парнем и так же вслушивался в ночные звуки. Он обернулся и разжал плотно сжатые губы:
— Это на плато. Там люди, — и он внимательно посмотрел на Никиту и Аскольд. В отблесках пламени его лицо было, словно высеченное из красного дерева.
Через некоторое время явственно послышался полный боли и безысходности человеческий крик и его оборвал глухой рёв.
— Медведь вновь напал на людей, — свистящим шёпотом произнёс генерал и стиснул древко копья.
Как некстати Никита вспомнил их вылазку к валунам и разбросанные человеческие останки. Холод сковал сердце, голову сжало словно обручем.
— Где-то там вы спасли женщину с детьми? — спросил Аскольд.