Начнём всё сначала. В ту ночь я понял, что люблю её.
Она сказала: "Я скоро вернусь. Ложись спать". Я сказал: "Куда ты идёшь? Я пойду с тобой". Она сказала: "Не нужно. Пожалуйста, не нужно". Я сказал: "Уже ночь". Она сказала: "Да, я заметила. Ложись спать". Я сказал: "Куда ты идёшь? Не уходи". Она сказала: "Не ходи за мной, ладно? Я вернусь". И она ушла.
Когда записываешь так, как оно было, получается нескладно. А изменять не хочется. Это называется "импрессионизм"?
Кажется, я написал, что ждал её,- сидя на кухне, прислушиваясь к тишине там, за входной дверью на лестничной площадке, вздрагивая от редких звуков,- это не правда. Я не ждал её. И даже не потому что не верил, что она придёт, хотя это и казалось невозможным после того, как я увидел её такой - это как ангелы на сводах церкви, их трубы хранят молчание, и невозможно представить себе, что вот сейчас они вдруг зазвучат духовым оркестром, и можно будет различить отдельные инструменты, записать их на плёнку, изучить тембр, невозможно! - даже не поэтому. Я боялся, что она придёт. Я не хотел этого. И вздрагивал от редких звуков и ещё долго с тревогой вслушивался в тишину... Тихие капли о жесть за окном. Тишина. Я видел её. Там, в парке, ведь это было только что... я увидел её. Ложась спать и выключая свет,- грязноватый свет сумерек уже просачивался сквозь ткань занавесок,- я улыбался, радуясь, что она не пришла. Она бы всё испортила.
Я был подобен ученику дзэн - долго и тщетно бившись над разрешением задачи, не поддающейся решению, истощив в этом поиске вот уже все свои силы, измучив себя ею, ставшей заиром, демоном, пыткой, пыткой, безумием!.. вдруг, он ощущает совершенный покой - ничто не может изменить его, хоть как-то умалить, он больше, чем всё, что есть в мире, и он - всё, и ничего не нужно больше, загадка решена - это иногда называют озарением. И у меня была целая ночь, чтобы наслаждаться этим покоем, бессмысленно улыбаясь, давить окурки в пепельнице, вздыхать, бормотать что-то... впрочем, прислушиваясь и то и дело вздрагивая, когда мне казалось, что я слышу её шаги. И каждый раз с облегчением переводить дух, когда оказывалось, что это не она. Мучимый беспокойством подобен человеку, которого терзает головная боль ему кажется, что она утихнет, если только ему удастся замереть без движения, хотя бы на один миг...
В ту ночь я понял, что люблю её, и безответно. Я твёрдо решил, что никогда не скажу ей об этом.
Когда я проснулся, она ещё спала. Я поднялся с раскладушки, оделся, вышел на кухню. Побаливало горло. Первым делом я глотнул водки - на столе стояла недопитая бутылка. Она даже не накрыла её крышкой - чтобы выдыхалась, наверное. Я сделал себе яичницу с помидорами.