Председатель сел.
В зале было тихо.
— Можно спросить у Ларина? — Не видно было, кто говорил, но голос слышали все отчетливо. — Когда машины подошли к конторе, кто распорядился поставить их в гараж?
Ларин поднялся. Белую толстую кепку смял в руке, оперся ею на спинку стула.
— Председатель Петр Сергеевич.
— Правда, Петр Сергеевич?
— Правда.
— Еще Ларину. А приходили их проверять ночью? Ты или Лидка? Мороз же?
— Нет. Мы думали — в тепле.
— А у Белоконя на морозе.
— Я приходил раз. Смотрел своих.
— А тех не слышал?
— Там тоже визжали. Больше моих.
— Они задыхались уже! — крикнули из зала. — Караул кричали! А никто не сообразил… Головы!..
— Я скажу. — Белоконь поднялся от стола. Он был в президиуме. — На нашей машине поросята остались живы. Но это случайно. Здесь моей заслуги нету. Мы машину не могли в гараж загнать. Если искать виновных, и моя вина выходит такой же, как их. Моя машина еще в худшем положении была. Мы с ней как бы не справились.
— Дурак, — шепчет кто-то за спиной.
— Дярябнут с него, будет отдуваться.
— Значит, на одного человека нечего валить. Все на равных были. Кого виноватить?
— Как — кого виноватить? — соскочила бойкая доярка. — А мы за двух коней плотим. Нашли виноватых. Нам не спустили… Лошади сами объелись, а на Пашку насчитали.
— Сравнила! На Пашку… Пашка выгнал коней за деревню, а сам пить…
— Ты ему подавал?
— Ладно! — Перебранку прервали. Доярка села.
— Что получается? Я с места. А то тут ног много — не пролезу. Шесть тысяч прошляпили. Если старыми деньгами — шестьдесят. Можно купить три трактора. Если такими кусками будем колхоз раскидывать, что получится? Я думаю, виновных надо найти. Поровну раскинуть на них на всех, а не на одного председателя.
— Прям, — всполошилась Лида. — Я-то что? Только смотрела. А мне их еще больше всех жалко. Своих на машину ловила.
— Председатель человек образованный, должен гнать, что в гараже пары бензинные. Это каждому шоферу известно. Он подумал об этом?
— Нет, не подумал, — сказал глухо председатель.
— Так вот надо, думал чтоб…
— Я больше с поросятами не поеду! — крикнула женщина с толстой шалью. Поднялась. — Других посылайте. Душа болит, не знаешь, куда деться. На людей глядеть боишься. Мы привезли поросят шефам, заехали во двор на шахту. Люди машину окружили, ждут. Поросята такими маленькими показались. Когда цену назвали — нас бабы чуть не разорвали. Мужики мешки свои свернули, зашумели. Нас так домой и отправили. Даже сами борта закрывали. Теперь лучше к шефам не заявляйся.
— Ты давай по существу. Рассусоливаешь!
— А я по существу. Послушали бы, как на базаре народ ругается. Одна женщина купила у нас поросенка, принесла домой, а он у нее на ноги не встает, то ли обморозился, то ли от тряски. Она его притащила обратно, стала деньги требовать, милицию пригласила. Кричат всегда: «Паразиты, торгаши». Хоть сквозь машину проваливайся. Мы когда с базара едем — меж собой возмущаемся, а здесь молчим.