Чоло уже переходила постепенно на злобный тон, и не было никакого намека, что она хотела бы попросить об услуге. Таможня приближалась, и друг, стремясь избегнуть водопада слов, положил снова бутылки в свой саквояж. Все пассажиры камиона держались во время этой сцены серьезно, никто даже не усмехнулся. После таможенного досмотра чоло попросила вернуть свои бутылки, а поблагодарить и не подумала.
После полудня мы зашли снова к тому сановнику. Он, однако, ничего не знал, на другой день тоже ничего, и, таким образом, мы спокойно осмотрели городок, взобрались по крутизне к кальварии и полюбовались видом, открывавшимся оттуда, посетили «суд Инки», где сиденья вытесаны прямо в двух скалах, и располагали еще временем для того, чтобы взобраться на противоположную скалу, где находится другая древняя достопримечательность, называемая «эшафот Инки», — вытесанный из камня блок, положенный через два высоких скалистых утеса.
Когда же мы снова пришли к упомянутому деятелю, у него не было времени, поскольку за полчаса до этого прибыл автобус, следующий из Перу в Ла-Пас, и он как исправный представитель города сидел с проезжающими в пивной напротив ратуши. Мы терпеливо ждали в парке на лавочке, и это была ошибка. «Офисиал майор» поднапился, и, когда автобус, наконец, отъехал, говорить с ним было уже бесполезно. Мы опечалились и решили действовать на свой риск. Вероятно, это нужно было делать уже давно, так как в течение двадцати минут мы нашли на пристани индейца, которого звали Ч'оке, то есть по-аймарски господин Картофелина, у него была маленькая лодка, и он согласился доставить нас обоих за 10 000 боливиано на остров. А когда? Сейчас, через полчаса едем.
Во всю прыть на квартиру, собрать вещи и галопом обратно к озеру. Картофелина осторожно посадил нас в суденышко длиной примерно три и шириной один метр, затем влез туда сам, взялся за весла, и мы отчалили. Подобный гребец был бы украшением и гордостью любой команды. Лодочка летела по воде, даже несмотря на встречный ветер. А паренек был словно из железа. Греб с неуменьшавшейся силой час, другой, затем наступила темнота. Мы плыли около каких-то высоких скал, затем узкими скалистыми воротами, ведущими в маленький залив, и после трех с половиной часов непрерывной гребли остановились у черного берега. Будет, мол, лучше, если мы у него выспимся, а утром он отвезет нас на остров. У него, мол, уже немного болят руки от гребли.
Мы топали за ним во тьме, пока не дошли до глиняной халупы, где при свете маленькой лампочки нас встретила его жена с недельным младенцем. Предложили нам суп и картошку с окой. Затем хозяин ввел нас в соседнюю маленькую комнатку, где была куча оки и глиняные нары с несколькими высушенными овечьими шкурами, наше ложе. Мы разложили свои спальные мешки и, несмотря на все попытки блох помешать нашему сну, уснули и спали до пяти часов, когда хозяин безжалостно выгнал нас на холод, посадил в лодку, и как мы во тьме приплыли, так во тьме и отплыли, даже не взглянув на место, где провели ночь.