Олли и Винк вместе поднимают большие пальцы вверх.
Следом за Бо я спускаюсь по лестнице, чувствуя легкость в ногах. Несколько минут спустя он открывает передо мной дверь рубки. Внутри меня окутывает опасное тепло, такое же коварное, как опиумный туман. Толстые восточные ковры цепляются за ноги, словно упрашивая остаться.
Слишком много людей прячется внутри, как стадо овец. Разве они не видят, как наклонился пол? Этот золоченый кит слишком тяжел, чтобы плыть дальше. А может быть, они просто решили положиться на судьбу. Мне хочется отчитать их, велеть не сдаваться, но прежде мне надо позаботиться о других.
— В лодки сажают только женщин и детей, — говорит Бо. Он снова перешел на английский. — То есть тебя и мартышек. Но сначала тебе придется убедить офицера в том, что ты девушка.
— Убедить? Предлагаешь показать им мои буйки?
Румянец пробивается даже сквозь его щетину.
— Нет, но ты хорошо выглядишь в платьях.
— Валяй дальше, ловелас.
Невинный флирт на мгновение ослабляет мое беспокойство. Но тут свет снова мигает, и дружный крик толпы пронзает мое сердце, как стрела.
Бо хватает меня за руку.
— Помнишь ту женщину на палубе Е, что уронила чемодан? Там, должно быть, валяется много одежды.
Я не заперла каюту миссис Слоан, да и Капустная Грядка намного ближе, чем палуба Е.
— Иди за мной.
Мы несемся вниз по лестнице-волне. Висящие на расписной стене первого пролета позолоченные часы показывают 12:25. Вот мы и проскользнули в новый день. Наше выступление на перилах теперь кажется забытым сном, полотно которого распускается нить за нитью.
Иногда попадаются отставшие, но они в основном идут вверх по лестнице. Некоторые из них никак не решатся. Мужчина во фраке утешает женщину, цепляющуюся за позолоченного херувима.
— Святой Кристофер, — стонет она. — Пожалуйста, святой Кристофер!
Мы добираемся до просторного фойе на палубе В, где стоит еще один херувим, олицетворяя бессмысленные утешения. Я с удивлением смотрю на людей, расположившихся на вышитых диванчиках.
— Идите к шлюпкам, — тороплю я их. — У нас не так много времени.
Они укоризненно смотрят нам вслед. Я понимаю, что впервые от моего внешнего сходства с Ба, а не с мамой им хуже, чем мне.
Свет гаснет, и снова раздаются крики. Я притягиваю Бо поближе. Дальше мы идем медленно, ориентируясь только на образы, запечатлевшиеся на сетчатке глаз. Спустя пару ударов сердца свет вспыхивает снова.
Чувствуя, как убегает время, я распахиваю обитые сукном двери.
— Иди в конец коридора, там есть служебная лестница, ведущая на верхние палубы. Если бы я в первый день не увидела, как Эйприл направляется к этой лестнице, я бы о ней и понятия не имела.