— Вот горе-то, — сказал кто-то сзади Федьки. — Все этажи пробила и в убежище разорвалась.
Стены дома остались целыми. Только рамы вылетели из оконных проемов. Мостовая была покрыта кирпичами, штукатуркой и битым стеклом.
— Смотри, — сказал Герка, нагнулся и поднял детскую соску. — Целая.
Из зияющей дыры в стене показались двое мужчин, несущих носилки. На носилках лежал, по пояс укрытый одеялом, мальчишка лет десяти. Глаза его были открыты. Какая-то женщина метнулась к носилкам, упала на мальчишку и стала целовать ему щеки, губы и глаза и приговаривать:
— Ой, Коленька! Ой, кровинка моя! Живой! Живой!..
Двое милиционеров подняли женщину под руки, и та послушно встала, взялась одною рукою за парусиновый край носилок, а другой вытирала слезы.
— Если Ирина Михайловна была там, — сказал Герка, — она тоже останется живой. — Он посмотрел в Федькины глаза.
— Ага, — ответил Федька. — Ты знаешь, где живет эта тетка с корытом?
— И правда. Пошли к ней.
Они пробежали метров сто по улице Воровского, зашли в какой-то дворик, подошли к одноэтажному обшарпанному деревянному домику и остановились перед дверью, обитой клеенкой. Герка пошарил глазами по доскам, нашел звонок и нажал на кнопку. Им открыла пожилая женщина.
— Корыто, — несмело произнес Герка.
— Ну да, Ольга всегда что-нибудь наврет. Два часа жду, а никто за корытом не идет.
— Никто? — спросил Герка.
— Никто.
Федька побледнел, сказал зачем-то «спасибо», повернулся и медленно пошел по двору.
Они постояли у аптеки еще полчаса и пошли домой. У Большого Кисловского усатый чистильщик поглаживал длинные усы, смотрел на ребят и вздыхал о чем-то своем.
Остальное Федька помнил смутно. Он зачем-то вертел в руке соску, подобранную Геркой у аптеки, и сидел на кровати. Глядел он не в окно, а куда-то в себя. И от этого неподвижного взгляда Герка терялся, суетился по комнате, зачем-то переставлял с места на место стулья и посматривал в окно.
— Ты, Федьк, не бойся, ладно? Не бойся, — приговаривал Герка, словно успокаивал не друга, а самого себя. — Чес слово, все будет хорошо.
— Ага, — говорил Федька. — Может, она на работу поехала?
— Конечно, поехала.
Герка не представлял, для чего Федькиной матери нужно ехать на работу, но он не мог вслух предположить другого. Просто боялся.
Федьку начал бить озноб. Внутри бил, от напряженного ожидания. В комнате стало темно, и в вязком тумане перед Федькой возникло лицо тети Оли.
— Где мама? — спросил Федька и не узнал собственного голоса.
Тетя Оля проплыла по комнате и прижала Федькину голову к себе. Федька почувствовал на щеке шершавое прикосновение ее платья. Словно он провел по стене щекой, где у выключателя отвалилась штукатурка. Но Федька удивился не этому прикосновению, а тому, что тетя Оля вдруг затряслась. Почему она так затряслась и задрожала?..