С сыном слободского пушкаря Дениской Фоминым бегал Ванька на Пушкарский двор, щербатые — с прозеленью — кирпичные стены которого упирались в Лубянку и Рождественку; смотрел, как ярыжки еловыми шестами медяную расплавку дразнили в литейных печах. И затыкал на полигоне уши, когда пушкари новые орудия пытали и охульные пушки возвращали на переплавку.
Бегали они с Дениской и в Кремль слушать перезвон колоколов на Иване Великом и звоннице. Звонарь вставлял в уши рябиновую балаболку и начинал службу с удара в главный колокол.
Бом-м-м!..
А когда вступали альты — средние колокола, — вымеривал следующий удар чтением псалма:
— Блажен муж…
Бом-м-м!..
— Вcкую шаташася...
И сызнова плескались на одной ниточке жемчуговые трели зазвонников.
Бом-м-м!..
— Господи, что ся умножиша...
В три звона разлетались голоса благовестного перебора, литые в целокупности так, что и не разобрать было, то ли зазвонники плавятся и рушатся вниз басами, то ли басы дробятся на мелкие жемчужины и взмывают в поднебесье миллионами сверкучих брызг.
Дениска рос озоруном, в свои игры и Ваньку Моторина вманывал. С Ивановской площади он тащил друга к приходу Николы в Воробьине у Серебрянских бань, где бывший малороссийский коваль на старости лет заделался звонарем. Чтобы дать замер ударам, звонарь Юрка приговаривал:
— Теща б....ща…
Бом-м!
— Блинища пекла…
Бом-м!
— Уронила сковородищу…
Бом-м!
— Всю ....щу обожгла.
И складом лились российские обмылки фряжского Возрождения, от которых Ванька с Дениской, грызя валдайские баранки, закатывались хохотком.
Однажды Дениска облачился в старые тряпки, изображая батюшку из прихода Сергия-чудотворца в Пушкарях, и делал вид, что бросает в воду соль и масло. Свершив помазание колокола — свернутой конусом жестянки — семь раз крест-накрест снаружи и четыре — внутри, окуривал колокол ладаном и речитативом выводил:
— О еже отгнати всю силу коварства и навета невидимых врагов от всех верных своих, глас звука его слышащих...
— Где воду-то взабыль брать? — спросил батюшку крестный отец.
— Была, да вся вышла. — Дениска полез в штаны. За крещением колокола следил отец Ваньки Федор Дмитриевич. Когда батюшка обратился в звонари и стал повторять припевки коваля Юрки, Федор Дмитриевич поймал батюшку за ухо, дал ему по потылице и сказал:
— Не попами и скоморохами будете, а литцами!..
Бог дал попа, черт дал скомороха, литец — литца.
Литцы на Руси жили так, что медной посуды у них было крест да пуговица, а рогатой скотины — таракан да жуколица. Пиво, что по подряду поставлялось в Пушкарский приказ на раствор формовочной глины, приказные себе забирали. Приходилось штаны рассупонивать и урыльной влагой смачивать глину. Рождался колокол в промежке дерьма и праха, чтобы чистой песней встречать жизнь и смерть человеческую.