Б. И. Бурсов трактует личность русского гения как производное от почвы национального бытия, со свойственным его методологии здравым смыслом, с крепостью крестьянского «заднего ума». Поэтому и воротила нос от книги Бурсова литературоведческая элита, не говоря о «властителях дум» интернационального розлива.
На этом я заканчиваю мемуар о нашей короткой дружбе с Борисом Ивановичем Бурсовым, перехожу к тому главному, ради чего... взял в руки перо. Тут как-то включил «Свободу», из Нью-Йорка донесся как всегда запыхавшийся, будто парится в бане, запредельный (за пределами досягаемости), как бы и не человеческий, а голос из машины — Бориса Парамонова, перебежчика 70-х годов, выкормыша «Свободы», то есть госдепа США. «Русские вопросы» — затянувшийся курс русофобии а-ля Парамонов. На этот раз: «Еще о Достоевском»... Слушаю и не верю своим ушам, хотя мои уши слышат «в пределах возрастных изменений». Спрямляя витиеватости речи Парамонова, опуская трескотню мнимой эрудиции, приведу некоторые тезисы. Первое. Достоевский закончился как прорицатель грядущего в русской истории. В «Бесах» выведены типажи революционеров, но революция в России, после семидесяти лет кошмара, закончилась победой демократии. На просторах России воцаряется тот самый капитализм, который принес благоденствие народам Европы и Америки. Миссия Достоевского выполнена. Достоевский предостерегал. Не вняли — и нахлебались. А теперь что же? Адью, Федор Михайлович!
Второе. Достоевский был болен великодержавным шовинизмом, позволял себе третировать «полячишек», «французиков», «немчуру». Он полагал, что русский народ — богоносец, что Москве отведена роль третьего Рима... Парамонов из Нью-Йорка нас поучает: империя разрушена — наконец-то! С российским великодержавием покончено. Русским надлежит по одежке протягивать ножки. Высокомерие Достоевского по отношению к другим европейским народам нынче можно объяснить, но не разделить.
Третье. Болезнь Достоевского — эпилепсия — не наследственная, а благоприобретенная, то есть это психическое заболевание типа паранойи. Соответственно гениальность писателя можно подвести под психопатологический диагноз...
Еще было четвертое и пятое, но, думаю, довольно и сказанного. Парамонову не терпится отрубить Достоевского от тела русской культуры, также, как, скажем, отрубили Крым от России, как семьдесят лет русской истории — советский период — признали исторически несостоятельным.
Впрочем, уподобления неуместны: романы Достоевского, его личность-судьба, уроки самопознания вошли в нашу умственную, духовную плоть и кровь основополагающим элементом. Ежели мы, русские, не откажемся от права на наш собственный национально-исторический менталитет, без Достоевского мы — лишенцы.