— Тетеньки, пустите, — услышала я вполне человеческий голос, — пожалуйста, замерзаем!
* * *
— Так, почему «тетеньки»?
— Чтобы разжалобить, — ответил первый, — если бы я сказал «девушки», это выглядело бы заигрывающе. А какой, к черту, флирт в такой ситуации? А «тетеньки»… В любой женщине живет материнский инстинкт, поэтому, даже если это слово сказано вполне зрелым мужским голосом, она не посмеет отказать.
— И вы были уверены, что мы вас пустим?
— Конечно. Я же сказал волшебное слово. Мама учила, что, если тебе говорят «пожалуйста», отказать никак нельзя.
— Это все Танька, — робко подала голос Лена, — я бы ни за что вас не пустила.
Я действительно долго не раздумывала, прежде чем пустить неожиданных гостей. То, что за окном могут стоять кровавые маньяки, было маловероятно: маньяки в такую погоду дома сидят. Беглые преступники? Извините, у нас не Сибирь. Это «по диким степям Забайкалья» шляются всякие там подозрительные личности с живыми консервами под ручку. В любом случае я могла постоять и за себя, и за подругу. А дать людям замерзнуть в двух шагах от спасения — преступно.
Нарушителями нашего спокойствия оказались двое молодых мужчин в лыжных костюмах. И их, так же как и нас, заманил этот сказочно-прекрасный лес и так же не выпустил вовремя домой.
— Хорошо, что у вас окно не занавешено, — радовался первый, представившийся Костей, — мы только на этот огонек и шли.
— Знаете, — добавил второй, Сережа, — завтра ведь Рождество. Вот бредем мы, понимаем, что влипли, и вдруг — этот огонь. Даже жутковато стало: а вдруг выйдем на поляну к Братьям Месяцам? В такие моменты забываешь о реальности, а спасение ожидаешь, как сказку.
Ребята с удовольствием доели остывшую кашу, запили оставшейся водой и стали располагаться на ночлег. Я с сожалением вздохнула: поспать вволю сегодня, видимо, не удастся. Какое бы ни вызывали доверие наши товарищи по несчастью, расслабляться нельзя. Ничего, на этих прокрустовых ложах все равно не разоспишься — ни вытянуться, ни раскинуться.
* * *
Где-то ближе к утру я все-таки уснула. Уж больно уютно сопели трое, спавшие в избушке, уж больно усыпляюще шелестела за окном вьюга. Проснулась я от Ленкиного визга и сразу поняла: началось. Все-таки безрассудно было пускать незнакомых мужиков. Я резко вскочила, привычно проверила «Макаров» и приняла боевую стойку, не успев оценить обстановку. Наши «враги» очумело хлопали глазами на полу — там, где я вечером бросила им лишние одеяла. Ленка стояла в дверях и продолжала кричать:
— Гномики! Гномики, Танька, там гномики!