— Вы верите в суицид Голубева?
— Не вижу оснований не верить. Я хорошо знаю Тему. Если он принял такое решение, то способ мог быть лишь один — наркотик. Наркотик примирял его с жизнью, мог примирить и со смертью. Да, я знаю, в чем сомнения. Он не кололся. И не героин. Так он раньше и не хотел умирать.
— Вы уже поговорили с Анной?
— Да, но не в этом дело. Я тоже так считаю. Мы с Анной знаем его лучше, чем Варвара.
— Насколько хорошо вы знали Артема?
— Как никто. Я любил его. В самом прямом огромном смысле. И он был ко мне очень привязан. И если бы не его желание и потребность приспособиться ко всем догмам, подчиниться любым обстоятельствам и той сильной руке, которая потащит его на золотом поводке, — мы могли бы быть счастливы. И он не был бы потешным президентом. Не рвался бы между двумя женщинами, которые в равной степени не были ему нужны.
И брак, и любовная связь — дань социальному моральному диктату. И он был бы свободен и жив. На этом предлагаю завершить беседу. Дела, и сказал я больше, чем собирался. Не хотите ли выпить?
— Да уж… Пожалуй. Мы очень плодотворно поговорили.
Сергей уехал от Козлова почти в смятении.
Нет, адвокат его не запутал, наоборот, с профессиональной четкостью разложил ситуацию на составляющие части, да еще снабдил убедительными и очень красноречивыми оценками. Сергей поверил ему. Но дело не в этом. И даже не в открывшейся тайне однополой любви: не такой уж редкий случай. Вряд ли такая уж тайна.
Дело в неистовой преданности этого странного человека, как будто вырубленного из камня, тому, кого уже нет на свете. Вот что скрывает непроницаемое лицо, закрытый взгляд — этот человек маниакальный однолюб.
Насколько маниакальный? Не настолько, чтобы убить объект страсти, которого рвут на части все, кому не лень, а он даже и не думает защищаться?
Голубева ожидало участие в настоящих разборках бизнеса-криминала, в чем он наверняка ничего не понимал. Отношения с женами могли только ухудшаться. Небольшой актерский талант скоро погас бы. И его настиг бы уродливый, необратимый распад наркомана. А рядом человек, который его боготворит, видит в нем любимого мужчину и прелестного, доверчивого ребенка. И единственное, что может этот человек, — это прервать долгую мучительную гибель. Прервать красивой смертью, после которой Артем точно будет принадлежать только ему. И с ним больше ничего ужасного не случится.
Примерно это увидел мысленно Сергей, понадеялся, что это не так, потому что пожалел Тимофея. Но он наверняка автор версии для публики о добровольном уходе на пике счастья. Тут даже спрашивать не имело смысла. Все и так понятно. Из всего этого, конечно, не вытекает обвинение, но проверять Славе придется.