— Конечно! — с величайшей готовностью ответил тот.
Пожав офицерам руки, де Буш вышел из комнаты. Де Бюсси расхохотался.
— Если бы ты, — сквозь душивший его смех проговорил он, — поговорил со мной таким образом, я давно прекратил бы свои упражнения!
К явному недовольству старших офицеров, дю Тейль назначил подпоручика Буонапарте одним из руководителей опытных стрельб, и это смешанное с завистью недовольство чуть было не закончилось для него трагически.
В своем стремлении досадить молодому офицеру завистники вбили в жерло одного из орудий деревянную затычку, и если бы Наполеоне не проверил его перед стрельбой, ему бы уже никогда не понадобились деньги на поездку в Париж.
Конечно, он был расстроен, но провел стрельбу на самом высоком уровне и удостоился похвалы царственной особы. Но как только принц уехал и дю Тейль принялся поздравлять молодого офицера, оскорбленный подпоручик волю своему негодованию.
— Позавчера, — сухо произнес он, — майор де Буш попросил меня написать устав «калотты» нашего полка и я с радостью согласился… Но сегодня я отказываюсь это делать!
Наполеоне резко повернулся и зашагал прочь, но уже в следующее мгновение его остановил властный окрик возмущенного столь странным поведением своего лучшего офицера дю Тейля.
— Подпоручик Буонапарте! Вернитесь!
Наполеоне медленно подошел к нему и застыл перед хмурым генералом.
— Хорошая стрельба не дает вам права вести себя так, словно вы находитесь у себя дома, а не в строю! — прогремел дю Тейль. — Извольте отправляться под домашний арест!
Буонапарте козырнул и покинул стрельбище.
— Черт знает что! — продолжал возмущаться дю Тейль, обводя долгим взглядом не менее его пораженных выходкой Буонапарте офицеров.
— Если позволите, мой генерал, — проговорил де Бюсси, — я объясню вам причину столь странного поведения подпоручика Буонапарте…
— Объясняйте! — недовольно взглянул на него дю Тейль.
Услышав о вбитой в жерло орудия пробке, он обвел притихших офицеров долгим внимательным взглядом и брезгливо поморщился.
— Если бы еще вчера мне кто-нибудь сказал, — с нескрываемым презрением проговорил он, — что офицеры полка Ла-Фер способны на подобную мерзость, я вызвал бы этого человека на дуэль! Но сегодня я уже не сделал бы этого…
Генерал резко повернулся и все с тем же презрительным выражением на лице зашагал прочь. За ним на почтительном расстоянии последовал адъютант.
В мертвой тишине было слышно, как в небольшой роще за полем кричат вороны. Расстроенные офицеры избегали смотреть друг другу в глаза, и надо отдать им должное, каждый из них чувствовал себя виноватым…