Из груди юного охотника, в какую уже тысячу раз оглядывающего с тоской унылый пейзаж, вырвался сдавленный стон — стон боли и досады:
«Сколько можно?! В самом деле, ну, сколько можно смотреть на это проклятое белое безмолвие, на эту ледяную черно-белую пустыню?!»
Правда, сам юноша жил не в ледяной пустыне. В десятке миль к югу располагался небольшой лесок, хорошо защищенный от мертвящего дыхания северных ветров грядой достаточно высоких гор. А коренастые, мохнатые, чуть ниже среднего человеческого роста, карликовые ели вокруг его дома заменяли ему парк.
И эти ели были для него едва ли не единственной отдушиной в этом ледяном аду. Он любил, возвращаясь с охоты, смотреть на их вечнозеленые пушистые лапы, чувствовать, как отдыхают утомленные черно-белой палитрой снежной пустыни глаза, вдыхать казавшийся таким необыкновенно насыщенным после безвкусного морозного воздуха легкий аромат хвои, гладить обнаженными пальцами, освобожденными от тесных оков меховых рукавиц, совсем не колючие, нежные, а, самое главное, живые, в отличие от мертвого снега, иголки.
Казалось, человек, который вырос в этом суровом краю, не должен был тяготиться им. Казалось, для него он давно должен был стать чем-то родным и близким, подобно тому как саблезубые моржи или жирнобокие тюлени, обитающие здесь, и не мечтают об иной доле.
Но нет! Хотя юноша, сколько себя помнил, видел всё время одно и то же — белое безмолвие да карликовые ели — , тем не менее, уже задолго до откровений Учителя в его сердце крепло убеждение, что эта ледяная пустыня — не его родина, не его место, не его мир.
Жизнь на крайнем Севере была также занудна и скучна, как и убогий пейзаж здешнего ландшафта. Дни ничем не отличались друг от друга, месяцы — от месяцев. Подъем среди ночной темноты, рубка дров, разжигание печи, кормежка полярных собак, приготовление завтрака, потом — экспедиция в ледяную пустыню за дичью или в лес — за дровами или на берег моря — ловить рыбу. Если дичи, рыбы и дров достаточно, то домашняя работа — обработка шкур, шитье новой одежды, починка старой, латание крыши или конопатка стен, изготовление стрел… Скучная, нудная работа!
Правда, короткое северное лето вносило в череду серых будней приятное разнообразие. Летом можно было ходить по карликовому лесу собирать ягоды и коренья. Летом можно было плавать на лодке в море — ловить рыбу сетью. Летом же нужно было варить варенье из клюквы и морошки на зиму… Беда состояла лишь в том, что проходило оно чересчур быстро — месяц, самое большее — полтора.
Наверное, от всего этого, прямо скажем, ужасного занудства юноша окончательно потерял бы рассудок, если бы не было «Учебы» — воистину благословенного времени, когда ему дозволялось общаться с «Учителем».