… Ничего, кроме залежей картошки, бутылок с настойкой и банок с вареньем, Перепелица в подвале не обнаружил, да вдобавок замерз до костей. Зато чердак заинтересовал его куда больше…
— Это Ваша мастерская, не так ли? — с нескрываемым интересом спросил следователь, внимательно осматривая ряды холстов, прислоненных к облупленной стене чердака.
— Ну-у-у, мастерской её трудно назвать: тут слишком тесно, чтобы писать, я обычно это делаю на улице или в самом доме. Это скорее склад моих работ… — робко улыбнулся Ганин: всегда, когда речь заходила о его творчестве, он почему-то краснел.
— Вижу… вижу… да уж… неплохо… — задумчиво заговорил Перепелица, переводя взгляд своих темно-карих, почти черных, внимательных глаз с одного холста на другой. — Я, конечно, не знаток изобразительного искусства, но, скажу Вам… Такое впечатление, что Ваши картины — какие-то… живые, что ли… Интересно… — тут Перепелица остановился у картины, подписанной снизу «Ночной проспект», и внимательно её осмотрел. — Знаете, такое чувство, что я смотрю не на картину ночного проспекта, а смотрю в окно квартиры, которое выходит на эту самую улицу… Никогда такого не видел раньше!
— Правда?! — лицо Ганина так и просияло: на мгновение он совершенно забыл обо всех дурных новостях, которые услышал за сегодняшнее утро. — Мне об этом часто говорили, даже Пашка… Но от следователя мне это слышать как-то особенно неожиданно и очень приятно!
— Теперь я понимаю, почему Ваши гости так хотели осмотреть весь дом. На этом чердаке, в общем-то, есть на что поглядеть… Ого! А вот это интересненько, очень даже… — глаза Перепелицы так и вцепились в изображение на портрете «мечты поэта». Воцарилась довольно долгая пауза. Ганин стал немного нервничать, переминаться с ноги на ногу, отчего старые половицы отчаянно заскрипели.
— Да уж… — наконец, проговорил следователь, впрочем, по-прежнему не отрывая взгляда от портрета. — Странная картина… Ну, мне, пожалуй, пора! Показания я получил, дом осмотрел, кое-какие нити у меня уже есть, — и он торопливо стал спускаться по лестнице вниз. Сказать, что Ганин был обескуражен, значит, ничего не сказать. Он, конечно, не ожидал, что картину будут превозносить до небес, но все же…
… Вдруг из задумчивого состояния его вывел грохот и сдавленный крик боли.
Ганин бросился по лестнице вниз и увидел, что майор Перепелица сморщился, лежа на полу.
— Ничего, ничего, Алексей… Юрье… вич… поторопился… споткнулся…
— Давайте, давайте, товарищ следователь, я Вам помогу! — Ганин торопливо протянул руку и помог Перепелице подняться; все ещё морщась, тот сел на стул и стал быстро растирать лодыжку.