— Давайте, я Вам мази принесу, у меня бабушка…
— Нет, нет, мне уже лучше! — следователь встал и, хромая, направился к выходу.
Когда он был уже у двери, то вдруг, что-то вспомнив, резко развернулся и спросил:
— Алексей Юрьевич, а с Расторгуевым вчера на этом чердаке… Ничего не было?
— Нет! Хотя… постойте… он кофе себе на ногу пролил, я ему ногу мазью смазывал…
По лицу следователя пробежала какая-то тень, но он взял себя в руки и сухо сказал:
— Если что ещё вспомните, вот Вам моя визитка, позвоните, — а потом резко развернулся и, прихрамывая, добрался до своей черной «тойоты», громко хлопнул дверцей и уехал. Ганин остался один…
В отделении, которое располагалось в областном центре, следователь оказался не скоро: ему пришлось потратить большую часть дня в разъездах по городу. Сначала он побывал в архиве. Здесь предчувствие, побудившее его расспросить поподробнее о личных связях Ганина, подтвердилось: Левчик Наталья Ивановна и Дьяченко Клавдия Николаевна также погибли при странных обстоятельствах — одна захлебнулась в собственной ванной, при этом живя в квартире совершенно одна, с закрытой на ключ дверью, а другая отравилась газом ночью, то ли забыв выключить камфорки, то ли специально их включив… Что касается остальных трех девушек, то с ними все было в порядке. После обеда Перепелица успел съездить ко всем трем — двоих он застал на работе, одну дома — она сидела в декрете — и обстоятельно с ними поговорить о Ганине. Все три женщины характеризовали его в унисон — добрейшей души человек, гений, умница, самое безобидное существо на свете… Никто никогда не слышал от него ни грубого слова, ни ругани. На осторожный вопрос Перепелицы о его психическом здоровье, двое сказали, что никаких отклонений в нем не замечали, а вот Лазарева Светлана — довольно полная крашеная блондинка с необыкновенно располагающим к себе, приятным лицом, — держа полуторагодовалого малыша на руках, как-то внимательно посмотрела на Перепелицу, задумалась и сказала:
— Знаете… Леша, конечно, был странноватым парнем… Не знаю, можно ли это назвать психическими расстройствами, но странности у него были точно. В общем-то, из-за этого мы и расстались уже к концу пятого курса…
— А что с ним было? Приведите пример, — поближе пододвигая стул к столу, сказал Перепелица, буквально буравя своим острым взглядом лицо Светланы.
— Да Вы не подумайте, товарищ следователь, с ножом он ни на кого не бросался, разными голосами не говорил, Наполеоном себя не называл… — улыбнулась Светлана. — Просто… Понимаете, все мы, художники, не совсем нормальные, не как все, мы многое видим по-другому, иначе, чем обычные люди, Вы меня понимаете?