Мягко шурша по гравию, черный мерседес заехал на территорию поместья, через открытые охраной ворота. Когда дверь машины открылась, к ней уже подбежали трое охранников в «хаки» и солнцезащитных очках с короткими автоматами АКСУ в руках. В охрану Никитский брал только бывших военных и только тех, кто прошел «горячие точки», а платил столько, что мог рассчитывать на их жизнь также, как на свою собственную.
— Валерь Николаич, Валерь Николаич! Мы уж забеспокоились… Взяли бы ребят, Вам без охраны никак нельзя!
— «Кому суждено быть повешенным — тот не утонет», — хмыкнул Никитский. — Вы мне нужны, чтоб детей да жену охранять, а себя я и сам защитить смогу, не мальчик, — он недовольно сморщился — терпеть не мог охрану рядом с собой, также как и водителя в машине — это мешало ему ощущать себя свободным, ощущать риск, делало его жизнь тюрьмой… — Лучше отнесите картину, которая на заднем сиденье, в дом, пусть повесят её у меня в спальне, прямо напротив кровати, да поосторожней! — 50 миллионов стоит — будете потом всю жизнь выплачивать! — и довольно гоготнул, обнажив золотые коронки во рту. Двое охранников аккуратно, нежнее, чем мать младенца, вытащили упакованную в оберточную бумагу картину и осторожно понесли по главной дорожке в дом, а третий уже сел за руль, чтобы отогнать машину в гараж. Ворота медленно закрылись, словно чудовищные челюсти, проглотив свою жертву, с намерением больше никогда её не выпускать из своего раззолоченного чрева…
Никитский отправился сначала в свой личный спортзал, располагавшийся в подвале поместья, там вволю потягал штангу, размялся на беговой дорожке, побил боксерскую грушу, а потом сходил в приготовленную для него сауну, затем плотно поужинал. На ночь он зашел в детскую и пожелал деткам — тихому юноше 15 лет и такой же тихой девочке 10-ти — спокойной ночи. С женой видеться не хотелось…
И все это время Никитский, сам себе в этом не признаваясь, думал только об одном — о Портрете! Точнее, о прекрасной незнакомке, изображенной на нём. Тягая штангу или кряхтя под ударами веника, поедая бифштекс с кровью или целуя шелковистые волосики деток, перед глазами его стояла только одна картина — золотоволосая девушка с солнцевидным лицом, фиалковыми глазами и чуть приплюснутым носиком в соломенной шляпке с атласными лентами и корзинкой лесных цветов… Лицо её смутно казалось ему знакомым и этим, главным образом, портрет и притягивал к себе: а что если изображенная на нем девушка существует на самом деле?! Никитскому до смерти надоела его последняя жена, к тому же она старела, ей уже было 35 — какие бы солярии и салоны красоты она не посещала, 25-летней она уже все равно не будет… А тут — не девочка, а цветочек полевой, конфетка! С такой и за границей появится не стыдно, и у губернатора, и друзьям показать… Это бриллиант, который идеально подойдет к его костюму, а этому бриллианту только он, Никитский, может дать достойную её красоты оправу!